Первую Речку

мы извели,

но осталась Вторая.

Бурные воды ее

глубоки –

в человеческий рост.

В камень речной

превратился поэт, умирая.

Скромным надгробьем

над ним возвышается мост.

Слушая речки

картавый

ямбический лепет,

ты в полумраке прохладном

стоишь под мостом,

словно наследник

в фамильном заброшенном склепе,

неохраняемом,

диком,

прекрасном,

простом.

Свет,

от воды отражаясь,

блуждает по сводам,

словно улыбки

по лицам чумазой шпаны,

бывшей не сбродом,

а брод потерявшим народом

Богом забытой,

безбожно великой страны.

Сорным быльем

затянулась ужасная

яма.

В синее море

хрустальные речи стекли.

Камень прибрежный

последней строки Мандельштама

лег в аккурат

на краю

заповедной земли.