­­­­­­­Я лепила из Тьмы города и фигурки людей,
Снежных баб, острокрылых стрижей и далёкие звёзды,
Разминала в ладонях химер опустевшие гнёзда
И сама же во Тьме растворялась, как небо в воде -

Был разреженным воздух и капала ночь с потолка,
Оставляя плевками разводов на стенах и пальцах
Тени диких коров и уродливых неандертальцев,
Угодивших в тенёта запасливого паука,

Растекалась расквашеной глиной в озябших руках
В том бессветном пространстве, что где-нибудь "после" и "между" -
И пионы на вязаной скатерти пахли, как прежде
И летели минуты а, может быть, плыли века,

Всё тряслось и качалось - и стол и стакан с молоком,
Грохотали сквозь стёкла тамтамы раскатами грома,
Гулкий ветер стонал сквозь отдушины старого дома
И казалось, что ветром захвачен весь мир целиком,

А единственный выход сквозь мглу, где не видно ни зги,
Пробивался неверных следов белизною молочной,
Но географ был пьян и составлены карты неточно,
Да какие там карты! - обрывки, пунктиры, штрихи...

Нараставшего ветра звериный пронзительный звук
Рассыпался на звон хрусталя, доходя до предела -
Тьма менялась, смеялась, бурлила, скрипела и пела,
По крупице, по капле вбирая в себя всё вокруг

И тонули со мною в зыбучих песках серебра
Эфемерные лики на фоне луны полуночной -
То ли Ты, то ли заспанный демон с улыбкой лубочной,
То ли робкая тень от палящего жаром костра...

Только вечно бухой нефилим с перебитым крылом
Всё бродил за окном и беззвучно рыдал втихомолку,
Украшая листвой и дождями засохшую ёлку,
Но и он продержался недолго.
И стало светло.