В улыбке обнажаю зубы,

Скрывая свой всегдашний страх.

Во всем предчувствуется убыль,  

Иду к концу на всех парах.

А там, за острой гранью края,

С меня улыбочка слетит.

Я жил, на зрителя играя,

Забыв свой настоящий вид.

А он так мерзок, — (вероятно,

Насквозь прогнило естество),

Что мне бы не было приятно

Увидеть в зеркале его.

И, сознавая эту правду,

Я здесь — скриплю, а там — сгорю.

Смеюсь и помню: плакать надо.

И всё смеюсь. И всё ж  —  скорблю.