Первым местом моей работы в Израиле была семья Марксов, где отца в отличие от основоположника марксизма звали не Карлом, а Шмуликом.
Эту свою трудовую деятельность я называла нелегальным марксизмом, потому что работала без официальной регистрации. Я то думала, что буду чем-то вроде гувернантки: гулять с детишками (их было четверо, все мальчики) и обучать их английскому. Но не тут то было! Меня заваливали бытовыми поручениями, как безотказную Золушку. И выбиваясь из сил, я каждый день мыла полы в просторной пятикомнатной квартире, развешивала и раскладывала по ящикам бельё, готовила, соблюдая кашрут, и при этом мне ещё приходилось разнимать дерущихся мальчишек и следить за тем, чтобы перед едой они совершали омовение рук и произносили благословение. Кроме того я забирала двоих младшеньких из детского сада. Там я и познакомилась с няней соседского ребёнка. В прошлой жизни она преподавала исторический и диалектический материализм в МГУ. А теперь к тому же мыла полы в какой-то конторе по утрам. Именно эта милая женщина и сыграла роль сказочной феи, сообщив мне, что там срочно ищут человека с хорошим знанием английского для временной замены ушедшей в декретный отпуск сотрудницы.
Несмотря на, мягко выражаясь, далёкий от совершенства иврит, на работу меня приняли. Это было импортно-экспортное агентство по таможенной очистке товаров. Таким образом на восьмом месяце абсорбции я перестала быть "деклассированным элементом" (именно к такой категории причислил меня сотрудник службы по трудоустройству несмотря на степень магистра ) и снова втиснулась в прослойку интеллигенцию. Наш шеф, Мошико, в прошлом военный пилот, оказался очень славным человеком. Он объяснил мне, что я должна была переводить с иврита деловые письма, которые он читал мне вслух, чтобы облегчить понимание, и отправлять их по факсу нашим контрагентам.
Над моим столом висела карта мира. Раньше мне казалось, что только одна шестая часть суши реально существует, а остальные пять шестых - это совершенно недоступная мифическая галактика. А тут выяснилось, что отосланные мною по факсу квитанции об оплате пошлины, декларации на продукцию и разрешения на ввоз грузов действительно попадали в обозначенные на карте города мира: то в солнечный Неаполь, то в "бананово-лимонный Сингапур", то в "хрустальную мечту детства" Остапа Бендера Рио де Жанейро и даже как-то отправились по ленинским местам в Цюрих. А письмо Маурицио Пинелли из Рима Сальвадору Гарсия в Барселону начиналось так: "По сообщению нашего контрагента из Хайфы сеньоры Виктории Серебро...". А ещё наше агентство оказывало услуги войскам ООН, которые в то время стояли на Голанских Высотах, и все их поставки подлежали таможенной очистке. К нам регулярно приходила адъютант Мэри из Ганы, затянутая в ООНовский мундир, приносила посылки и забирала документы. Мы с моей коллегой, репатрианткой из Киева , между собой называли её чернявой Маруськой. Есть такой анекдот: Начинающий актёр, произнося свою единственную реплику :"Прибыл гонец из Пизы", от волнения всё перепутал и произнёс: " Прибыл (скажем так) копец из Ганы". Поэтому стоило только Мэри переступить порог офиса, я едва сдерживала смех.
Однажды мой шеф Мошико дал мне особое поручение :принять двух офицеров ООН, занять их разговором и угостить кофе, поскольку он задерживался. И они явились: полковник Мортен из Норвегии и подполковник Войцех из Польши. Мортен сразу же расположил меня к себе, сказав, что Израиль - это единственная демократия на варварском Ближнем Востоке, а потом ещё назвал меня очень интересной собеседницей, с чем охотно согласился и пан Войцех. В моей жизни бывало всякое, но распивать кофе и вести светские беседы с высшими офицерами ООН до этого как-то не приходилось. Правда, накрывать на стол было нелегко. Я с трудом разместила кофейник и столовые приборы между голубых беретов и ООНовских ботинок. Застольные манеры господ офицеров меня несколько обескуражили, но таких незабываемых встреч больше не было. Мошико принимал посетителей самолично.
Несмотря на разнообразную дислокацию контрагентов, моя канцелярская служба постепенно стала казаться мне слишком монотонной и скучной, так как практически полностью исключала живое общение, к которому я привыкла за долгие годы преподавательской работы. Поэтому я не очень расстроилась, когда молодая мама вернулась на своё рабочее место из декретного отпуска, а я снова стала деклассированным элементом.