* * *

Заброшенной, оставленной мечтой

на книжной полке Розанов и Пруст.

Скольжу декабрьским вечером домой,

о всяком думая под реагента хруст,

поверхностью. Из чьих она голов:

без Вени-то чапаев пустота –

объект гиперболический, готов-

ая, по-моему, туфта?!

Идейные, с них разве что возьмёшь:

везде враги, агенты ино, страх,

державный шепоток, ату галдёшь

и крепость до упорная в верхах.

Чего не скажешь, будто второпях

вращается – про маятник Фуко,

в особенности – о последних днях

и тех, кому, по правде, нелегко.

Мороз трещит, побереги язык:

металл имеет власть, не отпускать.

Сегодня мир – конструкция стык в стык,

где главное – уменье отступать

от линий ярких, от больших идей

в убережении одной семьи.

Как тот не очень правильный еврей,

которого будили соловьи,

замыслил извести: срубил весь сад.

Будили его после петухи…

Полезно иногда (суть ретроград)

перетрясти прогресса кожухи:

окажется какой-нибудь пустяк,

не значимый в иные времена...

Калужская. Кольцо. Вождя маяк;

ему б коня и ноги в стремена.

p.s.  Надует мощный ветер с юга

      назавтра за ночь мокрый снег.

      К метро девица в серых угах

      спешит, переходя на бег.

      Тут старикан в калошах стильных

      словцом скабрёзным приложил;

      входя, поёжилась субтильно,

      нырнула внутрь, и след простыл.