На скошенных лугах, где залежи соломы, –
Облезлая ветла. Усердная метель
Расставила силки не хуже птицелова,
В них тут же угодил пугливый коростель.
Когда не слышно птиц, становится тревожно,
Но вьюге невдомёк, что мне не по себе.
Как Тютчев говорил, всё сказанное – ложно.
Орган звучит в печи, резвится бес в трубе.
Не знаю ни аза, не помню ни бельмеса,
Ослеп на левый глаз и в полный рост оглох –
Мне скучно. Слышишь, бес? Ему придвинул кресло,
Но бес на стол залез и ну метать горох:
«Фрегаты утопить! Заморскою эбо́лой
Всех заразить подряд! Но вылечить потом.
Повесить транспарант над офицерской школой
О том, что здесь открыт странноприимный дом!
А Гретхен? Наплевать! Пускай поджарит гренки
Да выкатит на стол поллитру и маслят!..»
Я вспомнил, как отец стоял спиною к стенке,
Пока тот занят был – Солохой, говорят.
Пока, вертясь в мешке, умасливал Вакулу,
Крал месяц… Чем ещё он славен, русский бес?
Послать бы его на... как он послал в аулы
Друзей моих, чтоб я друзей остался без.