брату

 

Октябрь. Опавшая листва

метёт пустынные аллеи.

Скамеек выгнутые шеи

со скуки до земли едва

не достают. Дождём залиты

дорожек шахматные плиты.

На редкость пешка и король

вприпрыжку друг за дружкой столь

резво, клетки пропуская,

по лужам скачут, убегают

от мата – (как стеной!) дождя…

И осень, видимо, не зря

затеяла разбор одежды,

за лето накопилось впрок.

А солнце глянет на часок

и в тучах стынет безнадежно.

 

Местами привыкаешь скоро

к простудным ветрам, голытьбе

кустов, деревьев, к разговорам

об убыванье дня. В тебе

всё больше хороводит

мысль, что ноябрь впереди;

и что одет не по погоде,

когда холодные дожди

на землю снежной ношей лягут.

В последний же его визит

тебе, дававшему присягу

на верность осени, грозит

до слёз по-зимнему ненастье.

И каково – жизнь позади:

скорей, склоняя на согласье,

сожмёт дыхание в груди

 

на вздохе так… Законной силой

зима находит, по всему,

что отболело, относило

по свету долго бéлому…

Вернусь в октябрь, в его растрёпы;

ещё по лесу кое-где,

грибные разгребая тропы,

мелькнёт рядовка. При ходьбе

неспешной может быть заметным,

как воздух виснет на ветвях,

пьянит; к дарам твоим несметным

я прикасался второпях…

Хрустят под шагом кости листьев,

мою обманывая боль;

осенней упиваюсь высью,

пока не сдавшийся король.