Тогда мне было лет тринадцать.

Шумел весёлый хор берёз,

но не сумел я удержаться

от разрывавших горло слёз.

С душой открытой и согретой

мне глянул пристально в глаза:

-- Реви, пацан, и знай, что это

твоя последняя слеза.

Он так призывно улыбался

и крепко мне плечо сжимал...

Как добрый дядька ошибался,

да он и сам об этом знал.