Памяти Бориса Рыжего

В прокуренный салон ночного жигулёнка,

Где частник врубит печь – нырнуть – «Поедем брат».

На улице январь, но слышится в колонке

Как ласков был тот май лет тридцати назад.

Муть жёлтых фонарей. И чёрная дорога

Блестит при свете фар – куда ведёт она?

А может, шеф, рискнём, и с нас не спросят строго?

Вот вспомнят ли про нас и наши имена?

Ты знаешь, как писал поэт трансазиатский

Про европейский лоск свинцовых русских слов.

Он времени отдал всего себя по-братски,

И поместил судьбу в бессмертие стихов,

Где сказочный Свердловск с промозглым Петербургом

Поэту дарят боль, бегущую в слова,

И пишет он стихи пропойцам, швали, уркам.

И слышит, как гудит бездонная Москва, –

Полна ночных огней теперь. Но нет милее

Тех мест, где голоса друзей ещё слышны.

Они звучат из тьмы. Мы курим. Печка греет.

И в дыме сигарет оскомина вины.

Но где же разворот в нелепой мелодраме? –

Промчаться через жизнь и заплутать в ночи.

За Моховой, Тверской, за Чистыми прудами?

Нет прошлого, прости. Закрой глаза. Молчи.

А музыка звучит. И пусть наивность песен

Окажется в конце ответом на вопрос,

Что если этот мир поэту интересен, –

То только для любви, прощения и слёз.