ВИРТУАЛЬНЫЕ РАДОСТЬ И ГРЯЗЬ

W

Не мы, а время выбирает,
что взять, а что низвергнуть прочь.
А кто иное утверждает,
тому ничем мне не помочь…

W

Сеть пульсирует в ритме пульсара,
рассыпая овации вдруг,
пробивается ритмом сансара
сквозь рождений спасательный круг…

W

Светлой памяти
Булата Шалмовича Окуджавы…

Читает стихи серенько
бард именем Бога,
это потому что с Севера
грядет ему в вечность дорога.
Назначена строгая плата –
прибудет по расписанию
ангелов белая свита,
согласно небес предписанию.
Останутся струны и стекла
о том, что случилось, смолчать,
но песни ворвутся в окна
о том, что случилось, кричать.
Очки положат в музее
в одной витрине с гитарой,
здесь станут ходить ротозеи
по нотам мелодии старой…

W

Дети не хотят быть детьми –
убегают в сказки из тьмы
повседневных муз и широт
в мир, где виртуальный народ
на дисплейных плоских дворах
самодержит мир на паях.
В чьих-то сайтах ищет гуру,
в чьих-то скачет – зов кенгуру…
От «жэ т’эм» к житухе простой
вырастает дней травостой:
прорастают в вечность следы
Интер-Да сминая ряды
интендантов прочих миров,
где оплатны лица и кров…
Где любовь, и та на паях
в пересудах, в цепных кандалах.
А на «монике» Моника вдруг
предлагает любовь без потуг –
Клинтон дует легко в саксофон
и сочится прохлада с икон.
То ли окна в них, то ли глаза,
вдруг спустить можно дней тормоза
и отдаться взаимности грёз,
и поститься пред вычурой поз,
и идти виртуально ва-банк –
будь ты килер, мажор или панк,
будь ты паинька, ладушка, гей,
будь ты чукча, чеченец, еврей…
Будь бы кто… Только плата за то,
что реально ты в жизни – НИКТО!
Сам отторжен, отрезан, отбрит
от всех прочих, в ком страстно кипит
просто жизнь во плоти и костях,
там, где ты культивировал страх…
……………………………………..
Жизнь мелькнет, и погаснет дисплей,
навсегда растворив Интер-клей.

W

Почтовый ящик кричит вчерашним,
сквозь театральным, не настоящим:
«Повстань Украйно!” – Зачем, ребята,
когда и так жить хреновато?
Зачем изгоям да мордобои,
когда в купюрах у вас обои,
когда вся ваша платформа всуе
урвать побольше под аллилуйя.
В почтовый ящик смотреть нет время —
пошли вы на хер, уродов племя!

W

В доме, где из ума выживают люди,
постепенно из ума выживают и стены,
Холод прошлой, душевной простуды
остужает грядущего вены…

W

Гранитные ступеньки пьедесталов
все выше вверх… Все меньше слова ЖИЗНЬ,
которым укрощает нас орава,
под стоны тех, кто нам кричал: «Держись!»

W

Нервы вокруг полусмерти
матери старой моей —
мечется жизнь в круговерти
постно отчаянных дней…

W

Наши Хароны ведут похороны
черных колонн.
Наши главкомы ведут батальоны
черных имен.
Черные метки черной разведки
черного дня.
Снайперы метко ищут отметку:
Ты или Я.
Вычурно будут залпы орудий
в вечность палить,
Только не будет тех, кто забудет
нас хоронить.
Нас похоронят, не проворонят
те, кто уже
Вычислил четко день наш последний
времени «Че».
Длань погифиста, тень остракизма,
годы во сне.
Губим Отчизну, в черную тризну —
кровь на стекле.
А в застеколье, как в Зазеркалье –
люди в Аду.
Войны без тыла, время остыло
в черном бреду.

W

Ночные серверы, порталы
влекут неведомо куда –
по миру мчаться виртуалы —
их вечный лозунг ИНТЕР-ДА!

W

Духовный шлейф империи –
души пирамидон,
планета на доверии
срывает плач мадонн.
Галлоны слез неистовых
сливаются в гальюн,
Спиваются мальчишечки,
кто был когда-то юн.
Кто жил, как мог, не ведая
планету Интер-ДА!
Не зная слов неведомых –
«коннект», «аттач», «ворда»…

W

Мир верит Золушкам на вечер,
мир верит ангелам на час,
мир сам себе противоречит,
мир сам себе и «шмок», и «асс!»
Мир актуален, орбитален,
как «Орбит» высосан до нет,
мишурен, вычурен, глобален,
он взял молчания обет,
он пережил дыханье весен,
он пережил сретенье лет,
он снова молод и несносен,
он страстно рвется в Интернет.
И да прибудет с ним любовь,
и сайтов молодая кровь!

W

Полусытые нищие чинно
расползаются по эстакадам.
Метропорт скуп на дохи с овчиной –
просят те, кому истинно надо.
Потому что, во-первых, январь,
Во-вторых же, и день в нем первый,
ремесла незлобивый звонарь
напрягает усердностью нервы.
Растворяется день естеством:
брось копейку, кому она надо,
ссыпь тому, для кого ремесло –
это верная в жизни награда.
Растворяются в праздниках те,
кто легко преуспел в вязких буднях,
убежденные в правоте:
не просить с бодуна до полудня.
Грех настаивать на своем
перед ликами сытых улиц,
прошептав про себя: «Не помрем!..»,
если кукиш покажет пуриц.

W

Ангелу отбили горн
ледяного братства.
На Крешатике – затор,
на Майдане блядство.
В фотомыльницах оскал
мрачного местечка:
архитектор оплошал –
вытворил «калечку».
Эх, юродивых страна
с безобразным плацем:
трех историй бахрома –
с чем здесь разбираться?
Завтра ангелы уснут
в теплотворной речке,
и устанет пришлый люд
покупать сердечки.
И повадится народ
говорить о сути:
там, где в душах недород –
быть житейской смуте.
И потянуться крушить
зло средневековья
те, кому случилось брить
веку изголовья…
Не желающие встать
со своих коленей,
ангелов сзываем рать
биться в черной пене…
За себя и за других,
выстоявших бремя –
зла, которое на нас
возложило Время.

W

Встречи года уже без вина –
молодильные яблоки в воду,
но не бродит бутыль у окна –
задохнулись сока в непогоду.
Не в порядке вещей суета,
закрома поприжались и ссохлись –
не зима, а одна маята,
и в бродильне все бочки рассохлись.
Мы не пьём, не тушуясь ни чуть –
пройден путь «гастрономов» и пьяниц.
Нам бы сладко и тихо вздремнуть…
Ждет нас сказок подушечный ранец.
На компьютере времени вязь –
виртуальная радость и… грязь.
------------------------------------------------------
Шмок – идиш, недотёпа
Пуриц – идиш, господин, в смысле богач
Жэ т’эм – фран. Я тебя люблю

Веле Штылвелд, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 18189 от 08.09.2003

0 | 0 | 1979 | 18.12.2024. 19:48:19

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []