***
Бабочка опустится в ладонь.
Солнце жаром выльется на плёс.
...Лодками заставленный затон.
И по лодкам мчится рыжий пёс.
Сделай сладким мой глоток вина
(был он небом, солнцем и лозой),
напои июлем допьяна,
золотой, небесной бирюзой.
У шмеля в цветке роскошен одр,
свежий хмель медовей всех пастил.
...Только то ли Павел, то ли Пётр
день убавил, с горки покатил.
Расширяя небо вдалеке,
уплывает лето в даль излук.
...Бабочка затихнет на руке,
поглядит — и выпорхнет из рук...
***
и я бегу к тому столу, который вечностью сожжён,
чтоб пить парное молоко и тёплый белый хлеб ломать.
и надо мной пылает свет, и проплывают миражом
отец и мать, отец и мать, отец и мать, отец и мать...
и этот сон на берегу, на безнадёжном берегу,
с которого нам не отплыть, где белый саван, бездны бязь.
и я бегу к тому столу, но никогда не добегу.
сгорела воздуха река, и чаша неба разошлась.
не вкусен хлеб, не сладок дым; и, позаброшен и ничей,
из детства вася-дурачок в лапту играет на углу.
кому-нибудь (слепым, глухим) — отдай дыхание свечей,
огонь взметающих свечей к тому столу, к тому столу...
***
Ну что, моя радость, всё было прекрасно.
Не плачь, моя радость — почти что волшебно.
Снопов листопадных развязаны прясла.
Рябина пылает матроной блаженной.
Не скажется в праздниках осени сырость.
Помчались по Камам, по Волгам-Узолам
к пьянчужкам-Тряпичкиным тыщи рассыльных
в златых, изумрудных, багряных камзолах.
Расскажут, распишут, что ты совершенство,
что руки ломаешь в печали напрасной,
что всё в этой осени было волшебно.
Почти что бессмертно. Почти что прекрасно.
ПАСХА
Ели шапки снеговые съели,
вспухли влагой застругов холмы,
и скребут последние метели
содранные скатерти зимы.
...И никто не умер. Все, как птицы,
копошатся в солнечном саду,
разгребая старые криницы,
радостно скользя на тонком льду...
Ты кричишь — тебя никто не слышит.
Только ёлки держат за рукав.
Только воздух вешней синью дышит,
и сквозь лёд пульсирует река.
...И никто не умер. Веруй, если
дал синицам крошек в январе.
Все вернулись. Вот они. Воскресли.
Смотрят в небо. Пасха на дворе.
***
Как ласточка-ночь, утопающая в снегах,
что мчалась поспешно, безумна и неосторожна,
что не принесла ни свободы, ни свитков в руках,
что только кружила, кружила над тающей бездной творожной.
Как ласточка-жизнь, заплутавшая в дальних краях
и всё растерявшая — явки, напевы, пароли;
твердящая всем почтальонам: "Не я в этих письмах, не я",
"Не мне эта пьеса, не мною расписаны роли".
И вспомню — забыть не смогу, и вернуть и спасти не смогу:
плывущий, мерцающий воздух в живой пелене журавлиной,
летящий, летящий на свет на другом берегу,
томящий, как ветер, гортанной своей окариной.
