Самые важные ответы те, для которых ещё не придуманы вопросы. А не придуманы они потому, что не нуждаются в таких пустяках, как ответы.

 

Узнаваемость в поэзии — вещь даже не вторичная, и находит очертания собственного смысла далеко за границами смысла как такового. В поэзии важно, хочется ли вам после неё жить и мыслить не по-своему ярко и не по-своему напряжённо...

 

То, как мы пользуем Чтение, говорит, что Оно было изобретено не для людей. Для кого угодно, но только не для нас с вами.

 

Для того, чтобы понять мир, нормальному человеку достаточно правды, зато дурак для этого всегда нуждается в истине.

 

Если поэт глупее своих стихов, он — ничтожество, а если умнее, то он — жулик.

 

Раньше было очень важно знать, что именно читать. В век информационного цунами важнейшим является знание — чего читать не надо ни при каких обстоятельствах.

Поэт — учитель нечтения.

 

Неужели никому не приходило в голову, что цель поэзии не в том, чтобы мы писали стихи?

 

Поэт делает из говна конфетку. Литератор делает из говна — конфетку из говна.

 

Я никогда не был поклонником стихов, но всегда был поклонником поэзии.

 

Ну, во-первых, жизнь и смерть — это не слова, а суффиксы двух ещё ни разу не произнесённых слов. Все остальное — во-вторых.

 

Чтобы чудо всегда было при тебе, нужно самому стать этим чудом.

 

Вы видели, как ребёнок пускает пузыри? А как пускает слюну старик, вы видели? Одна слюна течёт в небеса на десерт ангелам, а другая в помойное ведро смерти. Так вот, если поэзия и существует для чего-то, то для того, чтобы сделать эти слюни одинаковыми.

 

Бессмертие отличается от вечной жизни, как космы от космоса.

 

Графоманство призвано в массе своей участвовать в генерации культурной пошлости — единственного эффективного оружия против до-культурного хамства. Страна, у которой есть эстетически обоснованная и самовоспроизводящаяся пошлость, — культурная страна.

 

Смерть — это дешёвая приправа, которая годится только для того, чтобы сдобрить ею несъедобную похлёбку бессмертия.

 

Стихи — это не трудно. Совсем не трудно. Образ мятущегося художника — надменная, но жалкая ложь. Даже в случае суицида погибает не поэт, а только человек, бывший до того момента поэтом.

 

Количество талантливых текстов зашкаливает за планку постоянной Планка. Даже бездарные вирши стали писать талантливо. Это говорит только об одном: прошла эра талантливых стихов. Настаёт, или уже настала, эра иного писания, где талант будет всего лишь одним из второстепенных условий, а не достоинством поэтического текста.

 

Современную русскую поэзию надо знать исчерпывающе. Только в этом случае она начнёт возвращать приданный ей дар. А выковыривать из неё «вкусненькое», как того требуют примитивные рецепторы, это всё равно что читать текст, выбирая из него любимые буквы, ну например — «а», «ц», «ю», «д», «ы», ну и «ъ»...

 

Бессмысленно пытаться познать истину — это методологически неверно. Зато, если подойдёшь к ней достаточно близко, имеешь шанс стать её частью, или лучше сказать — сам становишься истиной.

 

Культура — это движение идеи внутри человека. Бескультурье — движение человека внутри идеи. Идеология разрушает поэзию. Другое дело, что это разрушение может иметь роскошные формы. Это как прекрасная архитектура — бесподобно разрушает девственный ландшафт.

 

Всё, что случится с нами в будущем, в массе своей — это прошлое. С большинством из нас случается только прошлое. Прошлое очень быстро становится заурядным. И живут в нём заурядные люди. И таланты у них — тоже заурядные, а гениальность — примитивна. Скажу точнее: уважаемые коллеги, мы заурядно талантливы и примитивно гениальны.

 

У современных русских поэтов есть только один способ сделать что-то полезное для поэзии — это раз и навсегда перестать писать стихи.

 

Любовь — это изобретение ангелов, а вот нежность — это ноу-хау человека. Там, где нежность, любое существо нужно не для того, чтобы у него взять, а чтобы ему дать. Нежность — это энергия, которую мы можем вырабатывать постоянно. Любовь мы не вырабатываем. Любовь вырабатывает нас: сначала до золотой жилы, потом до глины, песка, грязи.

 

Последнее, в чём вы нуждаетесь для творчества — это мысль, что вы в чём-то для него нуждаетесь.

 

Стихи годятся только на то, чтобы создать состояние вдохновения, которое нужно потратить на жизнь. Тот же, кто тратит вдохновение на стихи — подросток с большой буквы К, поскольку кретин.

 

Если бог везде, то его можно найти и на помойке. Если он действительно везде, то его можно найти даже в пространстве собственного неверия в него.

 

Стихотворение — это вынужденный консенсус трёх несовпадений. Персонажи этой цепочки: «поэт-текст-читатель» — притянуты друг к другу за уши. Поэт — это камасутра души, книга же стихов — случайность (поверьте, этот источник информации был заточен вовсе не под поэзию), а то, что из тумана вышел читатель — вообще казус или чудо.

 

Кризис поэзии смогут преодолеть не работа с читателем, не книготорговля с какими бы то ни было преференциями, не государство, не политика, не культурное проектирование, а поэты с некризисным сознанием, и только они.

 

Главный арсенал настоящего художника: периодически переживать и тем самым обновлять опыт своей бездарности.

 

Цель поэта не в том, чтобы получить удовольствие от поэзии, а в том, чтобы поэзия получила удовольствие от поэта.

 

Надо противостоять жизни. Всё, что она может предложить — это уже было. И не очень интересно. Нужно самим предложить ей что-нибудь такое, о чём она даже не догадывается.

 

Поэт от прозаика отличается тем, что первый читает прозу как поэзию, а второй умудряется читать стихи как прозу. Первый верит в свои вымыслы, а второй хочет, чтобы в них поверили другие.

 

Стремление перенести в стихи всё лучшее, что заложено в художнике, очевидно и принадлежит прошлому. Будущему принадлежит стремление перенести в себя всё лучшее, что может быть заложено в поэзии.

 

Цели у поэта нет. Поэт сам является целью, и главное тут, каким предметом эта цель будет поражена сначала в первом, в потом и во втором значении этого слова.

 

Самое важное в свободе творчества — это возможность быть свободным от творчества.

 

Поэзия проницательна, но Поэзия думает очень медленно.

Интеллектуальный уровень русского поэтического текста, прямо скажем, невысок. Поэты заняты поэтизацией банальных впечатлений, но не идеями, и не мышлением.

 

Настоящие стихи — это те, которые ненавидят гениальные стихи прошлого. Альтернативная двусмысленность этого утверждения делает его абсолютным.

 

Тайна женщины в том, что она прячет её в мужчину, который, в свою очередь, принимает её за свою.

 

Любое искусство надо объяснять только в том случае, если само объяснение будет более искусным, чем предмет объяснения.

 

Поэт — это не сгусток пространства, а дыра в нём. Поэтому надо смотреть не на поэта, а сквозь него.

 

Читатель поэзии тот, кто при чтении стихотворения чувствует себя не слушателем, не адресатом, и даже не автором, а самим этим стихотворением.

 

Поэзия — это не язык, не речь, а свободное мышление, которое пользуется языком и речью, но может в принципе обойтись и без них. Свободное мышление — всегда пророчество. Пророк не предсказывает будущее. Он его изобретает.

 

 

 

Публикуется с согласия автора.