Простор по вертикали. Интервью с Миясат Шейховной Муслимовой

Миясат Шейховна Муслимова (псевдоним – Мариян Шейхова) родилась 31 декабря 1960 года в селении Убра Лакского района Дагестана. Окончила филологический (1982) и юридический (1999) факультеты Дагестанского государственного университета (ДГУ) и очную аспирантуру Московского государственного педагогического университета. Выпускница Московской школы политических исследований.

Прошла трудовой путь от учителя начальных классов  и русского языка и литературы до начальника информационно-аналитического управления президента, работала заместителем министра образования, министра печати и информации Республики Дагестан, помощником депутата Государственной Думы, проректором по научно-методической работе Дагестанского института развития образования, совмещая всё это время свою деятельность с работой в качестве профессора кафедры методики преподавания русского языка и литературы.  В настоящее время старший научный сотрудник Дагестанского научно-исследовательского института педагогики имени А.А. Тахо-Годи. Заслуженный учитель Республики Дагестан, почётный работник высшего профессионального образования России. Кандидат педагогических наук. Поэт, переводчик, литературный критик, публицист. Пишет на русском языке. Публиковалась в «Литературной газете», «Литературной России», журналах «Дружба народов», «Сибирские огни», «День и ночь», «Дарьял», «Бег», «Дети Ра», «Русский глобус», «За-за», «Луч», «Крещатик», «Южное сияние» и др. Автор девяти поэтических сборников, трех книг переводов с дагестанских языков на русский, сборника публицистики «Испытание свободой» и сборника статей «Литературная критика».  Автор около двухсот научных работ, учебных пособий, программ по проблемам преподавания литературы в школе и вузе, юридической риторике, праву и морали. Стихи переведены на греческий, итальянский, белорусский, балкарский, азербайджанский, осетинский, лакский языки.

Лауреат литературной премии имени Расула Гамзатова. Победитель Международного литературного конкурса «Золотая строфа–2010», международного литературного конкурса «Эмигрантская лира» в номинации «Неоставленная страна» (2015, 2021гг). Дипломант Международного литературного конкурса имени Я. Корчака (Иерусалим). Лауреат высшей журналистской награды «Золотое перо России» за сборник публицистики «Испытание свободой». Лауреат литературной премии имени М. Волошина в номинации журнала «День и ночь», финалист национальной литературной премии «Поэт года–2013», лонг-лист премии Фазиля Искандера (2021,2022гг.)  и др. Обладатель титула от мэрии Тбилиси «Посланник грузинской культуры».

Лауреат Всероссийского конкурса имени А. Сахарова «За журналистику как поступок». С 2004 года по  2014гг.— член жюри Всероссийского конкурса журналистов имени А. Сахарова. Номинант премии Союза журналистов Дагестана «Золотой орел» в номинации «Защита прав человека».

Председатель дагестанского отделения Союза российских писателей, президент Клуба писателей Кавказа. Член Международного Союза писателей Иерусалима, Союза писателей Северной Америки, Союза журналистов России. Член редколлегии литературных журналов «День и ночь» (Красноярск), «Дагестан». Живет в Махачкале.

Страница автора https://poezia.ru/authors/miya31

Миясат Шейховна, расскажите о том, как проходило Ваше детство.

Я родилась в высокогорном селе Убра Лакского района. Папа пастух, мама – доярка. Скудная суровая природа, горы, обрывы, ущелья. В памяти остались крутые склоны, откуда я кубарем много раз летела и всегда кто-то спасал. Но кругом росли такие красивые желтые лютики, что я снова и снова бежала за село. До пяти лет мы там жили, мама рассталась с отцом и с нами, тремя детьми, уехала в город. Я страстно хотела читать и научилась в пять лет. Самое лучшее впечатление детства – доброта библиотекарей, читальные залы, запах книг. Жили мы трудно, но я ничего не замечала, потому что книги заменяли мне все.

Вы ратуете за слово, обращённое к обществу. Ваша журналистская деятельность впечатляет. Как проходило Ваше обучение и когда Вы поняли, что литература – это Ваше?

Литературу я любила, кажется, всегда. Никто мне в детстве книг не читал, любимыми сразу стали уроки чтения. Я до сих пор храню дома учебник «Родная речь» шестидесятых годов. У меня были хорошие учителя, русские учителя, мы их очень любили, они многое дали нам. В 4 классе я начала писать стихи, взялась за повесть, но не дописала. Мечтала поступить в Литературный институт, но уехать в Москву было нереально, и я поступила на филологический факультет Дагестанского государственного университета. А там нам преподавал человек, сформировавший несколько поколений прекрасных филологов, великий ученый, теоретик литературы, автор работ по диалогу в лирике, Самсон Наумович Бройтман. Я писала курсовые и дипломную по Ф. Тютчеву под его руководством. Он стал для меня, как и для многих наших студентов, духовным отцом. В студенческие годы я запретила себе писать, когда познакомилась с мировой литературой. Лучше быть хорошим учителем, чем плохим поэтом, решила я и посвятила себя педагогике. Но после Бесланской трагедии я не могла не написать о погибших детях, что-то надо было делать со страшной болью, которая не давала жить. Стихи помогли справляться с этим как-то. А потом я перестала запрещать себе, стихи стали моим воздухом в трудный период.

Природа Дагестана не может не вдохновлять на поэзию. Люди, живущие на равнине, наверное, кажутся Вам инопланетянами. Так ли это? Сохранилось ли у Вас врождённое чувство простора?

Я в детстве думала, что все люди живут в горах. Я полюбила всё в детском возрасте: равнины и поля (а как же после стихов Никитина, Сурикова, Есенина?), моря и алые паруса (после Грина), деревни (после Тургенева и Бунина), север (после песни об Ангаре и Джека Лондона) – всё независимо от того, был ли литературный герой там счастлив или нет. А горы и скалы я люблю безмерно, они такие разные, рельеф в горах меняется каждую секунду – от проплывающих облаков, от того, как падает свет солнечных лучей, от малейших шагов, движения. Суровые, величественные, грандиозные… Простор там идет по вертикали, по устремленности за пределы, за каждым хребтом – новый хребет, новая высь, они такие живые, они говорят и хочется слушать их вечно…

Были ли Вы «белой вороной»? Как складывались Ваши взаимоотношения с обществом в советское время? Изменилось ли что-то сейчас?

Ко мне относились сверстники с уважением, какие бы хулиганы, озорники ни были. Наша школа была маленькой, все меня знали, как читающую, даже считали как-то, сколько книг читаю я за неделю. Вслед говорили восхищенно «поэтесса», и мне было неловко, я перестала показывать свои стихи. Удивительно, как в советской школе был высок культ знаний. У нас учились дети в основном из семей бедноты, этот район города имел криминальную славу, но доброта и желание учиться были у всех, были очень сильные и добрые учителя. Советская власть была очень добра. Мама нас воспитывала одна, работала уборщицей на заводе, и каждый год школа покупала нам то пальто, то обувь, то школьную форму. Нас бесплатно кормили в столовой, посылали летом в детские лагеря. Мы чувствовали вокруг тепло и внимание. Эта страна нас любила , и мы ей отвечали взаимностью.

Мандельштам Ваш любимый поэт. Как зародилась эта любовь?

 Я шла к нему через любовь к Ф. Тютчеву, И. Анненскому, А. Блоку. Их и многих других я проживала, любила безмерно. Но вне этапов жизни, вне возраста моя любовь к О. Мандельштаму и Гарсиа Лорке. В юные годы так все это было близко: «чтобы плыть дельфином молодым по седым равнинам мировым…», «дано мне тело, что мне делать с ним…», «Я наравне с другими хочу тебе служить…». Это тютчевское «все во мне и я во всем», эта страстность, эта неожиданная точность ассоциаций в образах, как разряды молний, это океан, накрывающий тебя, но и задающий путь спасения, потому что сам автор упруго и свободно владеет этой стихией и нет того пути в нем, того расстояния, которое бы он не знал, не одолел. Он равновелик этому океану, он подчиняет его себе, но как? А потом ударили в сердце другие стихи, искрящиеся на вечернем морозе, пугающе прекрасные и гибельно торжествующие с его веком-волкодавом («Я с веком поднимал болезненные веки – Два сонных яблока больших…»), и любимое «За гремучую доблесть грядущих веков», где каждая строка разворачивает миры и ты в себе находишь аввакумовскую мощь и осязаешь это преображение «я» в чеканные формы явленного природой как той силы, которой «сияют все ночь голубые песцы», а там, где «сосна до звезды достает», нет другого пути. Одной строкой уметь сказать то, что не выразить эпопеями:«кто время целовал в измученное темя» – а дальше захватывает дух, и каждая строка следом и ранит, и дает силы, ты с ней умираешь и воскресаешь… О, это мучительное счастье – читать Мандельштама…

По каким критериям Вы отличаете поэзию от непоэзии?

Хотела сказать «по метафорам» и запнулась: сколько прекрасных стихов без метафор (Я так любила в детстве «Вот моя деревня, Вот мой дом родной…»), хотела сказать «по тому, как органично и естественно выражено чувство», но это фраза, которую приложить можно ко всему, и она не доказательна, она становится общей фразой. Мысль без чувства в творчестве бесплодна, чувство без мысли беспомощно или банально. Хотела сказать «по языку», но и безупречный язык часто не одушевляет слово. Ясно одно: критерии есть. Но как они неуловимы… Как душа в теле. Но это уже область Бога.

Что служит причиной для появления Вашей литературной критики: рабочая необходимость или интерес исследователя?

Две причины: либо любовь к поэзии этого автора, такая, что ни одного недостатка не найдешь. Либо полная пустота имени, называемого величиной другими или самим автором. Середины у меня нет.

Прокомментируйте Ваши слова: «Сначала человек должен пройти «прививку культуры» с детства, и только потом, я убеждена, его надо знакомить с религией. После культуры он готов к встрече с верой. Культура для человека – это как средство повышения устойчивости антигуманным началам. Богатством литературы человек очень плохо пользуется.»

Экспансия клерикализма — это реальность. И это опасная реальность, чреватая нередко разными формами агрессии человека: от осуждения всех и вся до терроризма. Религия все же разделяет по своей и чужой вере, а культура объединяет. Культура дает тот уровень знаний и тот опыт размышлений, которые позволяют осмыслить нравственно-философское значение религии и понять ее глубинные смыслы. Понять, что и в вере нет своего и чужого, и к ней надо подниматься, а не опускать ее на свой уровень.

В наше время молодёжь мало читает. Как с этим обстоят дела в Дагестане? Какой язык там наиболее распространён: тюркский или русский? Что интересует молодых, и чем живут пожилые?

Молодежь у нас в массе своей читающая. Я по своим ученикам вижу, как они все больше тянутся к книге. Да, читают меньше, чем в наше время. Мое поколение 70-80-х много читало. Но поворот к книге начался, престиж знаний, а не диплома, растет, и это радует. Молодые амбициозны, хотят учиться, делать карьеру, строить семьи, это правильно и всегда актуально. Хотят работать и зарабатывать, но у нас мало рабочих мест. Пожилые по-разному: одни работают, пенсии слишком малы. Другие помогают растить внуков. Читают, ходят в театры, у нас их 14. Живут с уважением к традиционным ценностям, стараются сохранить те моральные ценности, которые чтит народ: любовь к семье, родителям, своей стране, уважение к различным народам, гостеприимство.

Что касается языков, распространён только русский язык. У нас кумыкский и ногайский языки относятся к системе тюркских, а преподавание идет на 13 языках, коренных народов – 36. Так что русский язык для нас всех единый язык общения, Для многих он стал вторым родным. Родные языки, к сожалению, уходят, мы их теряем. Русскому языку ничего не угрожает, а с родными беда.

Вы считаете состоявшиеся реформы образования отвратительными. Почему? Если бы Вы стали министром образования Дагестана, что Вы изменили бы в существующем порядке вещей?

Отвратительного было много с начала модернизации. Сейчас приобрело более приемлемые формы. Унизительная система , когда выпускник школы вступает во взрослую жизнь, как зек: на ЕГЭ проходит унизительную процедуру через «шмон», в туалете даже под контролем, уронил лист – подними, покажи на камеру и т.д. Мало того, что и так стресс, он усилен тем, что в другой школе надо сдавать экзамены, а еще зависит результат от технических случайностей – не так букву написал, не объяснили правила оформления бланка при оставшемся пустом месте на листе, плохо слышно на экзамене по английскому аудирование текста…Все под презумпцией виновности. Столько случайностей влияет на оценку, не говоря уже об отсутствии живого диалога. Особенно на экзамене по гуманитарным наукам. Экзамен по литературе столь тяжел для детей, что наши филологические факультеты пустеют, не хотят сдавать литературу выпускники, высок риск не сдать. Разрушена система анализа художественного текста из-за тестов. На практике уроки литературы часто заменяются уроками русского языка, так как главное – сдать ЕГЭ, по которому оценивают и работу учителя. Мода на новые формы обучения размывает глубину изучения темы, форма важнее содержания. Погоня за инновациями стала фетишем, но невозможно все время создавать инновации и считать их рычагом образования. Мы в реальности видим игру в слова, все традиционное и ценное заменили на новые слова и назвали модернизацией. Много имитации. Если бы я стала министром образования РФ, я бы отказалась от ФГОСОв, от бесконечной смены которых лихорадит школу. Система образования – это механизм устойчивости государства, и надо найти правильный баланс между здоровым консерватизмом системы и ее обновлением. Если бы стала министром образования Дагестана, перестала бы отдавать под козырек Москве и имела бы смелость влиять на образовательную политику центра, принимать самостоятельные решения по региональным проблемам.   У нас сегодня исчез предмет «дагестанская литература» на русском языке из-за того, что не учли нашу уникальность самого многонационального региона. Из 36 родных языков в школе изучают 13, на них же изучается родная литература на национальном языке. Но понимаем мы друг друга и изучаем культуру друг друга благодаря русскому языку, переводам на русский язык наших авторов. Поэтому наша вторая родная литература – дагестанская на русском языке, которую изучали в школах. Из-за ведения русского языка как родного, в связке с которым идет русская литература как родная, дагестанская литература не изучается, хотя нам не нужен русский язык как родной, его и так по программе изучают, хорошо им владеют. Удобная для других мононациональных регионов система в Дагестане неэффективна и чревата вытеснением родной культуры, здесь бы я разработала механизм образования, при котором мы бы не несли образовательные потери, сделала бы все, чтобы образование было ценностью, а не контроль над образованием. Много еще чего я изменила бы, но получится слишком подробно.

«Идеальная женщина, конечно, существует. Эта та, которая может своим детям испечь пирожки. Я этого не умею. Поэтому мне сын сказал: «Мама, я женюсь на той, которая прекрасно готовит». Поэтому я за то, чтобы идеальная женщина умела готовить, создавать домашний уют, чтоб детям было интересно с мамой.» Миясат Шейховна, а существует ли идеальный мужчина? Или женщины рулят? :)

Идеальный мужчина существует, конечно. Он умный, добрый, ответственный, мужественный.

Вы – новогодний человек, и наша редакция поздравляет Вас с Днём Рождения и с Новым Годом! Желаем Вам крепкого здоровья, радости и вдохновения! Каково это – родиться 31 декабря?

Учитывая, что я родилась 31 декабря в 12 часов ночи, это здорово. Пусть праздников меньше на один, зато как усилен другой.

Правда, уже три года, как мой день рождения перестал быть праздником: в этот день умерла моя мама. Теперь для меня это день памяти. Наверное, не случайно. Она очень дорожила памятью о своем селе, своих корнях, своих родителях, она человек почвы. Это и нравственная оседлость, это то, что важно сохранять из поколения в поколение.

Мы выходим «в эфир» как раз в новогоднее время. Что Вы пожелаете Поэзия.ру и нашим коллегам? Что лучше оставить в уходящем году, а что взять с собой в новый?

Я поздравляю сайт «Поэзия.ру», где столько самобытных, ярких поэтов. Их имена мне дороги, и очень не хватает тех, кто покинул нас, я помню всех. Мне нравится, что сайт в последнее время становится более живым и интересным. Мы все знаем, что ведение сайта – это большой труд, время, деньги. И огромное спасибо всем, кто ведет сайт, объединяет нас, создает условия для творческого общения. Поздравляю их и всех собратьев по общей любви к Слову, к жизни, к людям. Оставим в прошлом напасти и болезни, мелочь раздражений и уныние, возьмем в дальнейший путь открытость миру, интерес к другому, научимся быть снисходительнее к слабостям других и будем взыскательнее к себе, будем верны надежде, что это лучший из миров, постараемся сделать, чтобы так и было, став внимательнее и бережнее к близким и дальним. И, конечно, не расстанемся с вдохновением, несмотря на его характер. Будем читать хороших поэтов. Говорят, рядом с золотом и железо блестит. Авось, перепадет и нам от близости к лучшим. С Новым Годом!

Беседовала Л. Берёзкина

Пиросмани. Восхождение

Вереница белых звуков в рог охотничий трубит,
Тур в горах, лисица в поле, а в ладонях птица спит.
Восхождение дымится, рог ветвится до небес,
Между пнями бродит пьяно голубой, как утро, лес.

Дом без кровли, конь без сбруи,
Пой, Нико, и пей до дна,
Утро льет в ладони струи
Пенной прыти молока.

Ветерком трава играет, перекатываясь всласть,
Две косули в поле тают, воды сбрасывает снасть,
Бьет серебряная рыба воздух росписью хвоста,
По воде рыбак шагает, улыбаясь неспроста.

Ночь без дня, а день без ночи,
Пой, Нико, и пей до дна.
Краски с неба льются звонче
Алой повести вина.

Непричесанное солнце львенком нежится во сне,
Ломтик дыни прячет нежность у оленя на спине,
Сбросят краски покрывала, схвачен заяц синевой,
По отрогам Авлабара бродит мальчик сам не свой

Дом без кровли, ночь без дома,
Пой, Нико, и пей до дна.
Жизнь - предсмертная истома,
Смерть - рожденье и судьба

Из преисподней вышел человек

Из преисподней вышел человек.
Рука взметнулась в ярком свете сцены -
Лавина боли мёртвых и калек
Взорвала зал и вскрыла ему вены.

В руках у чародея целый мир:
Нет смерти, нет обмана и ошибки.
Играет Бог, зовет на звёздный пир
И душу доверяет только скрипке.

«Не музыка, а зелье сатаны…» -
Пророка нет в отечестве вовек,
И ангелы страдать обречены,
Когда рождает Бога человек.

Мигель Эрнандес

Не тяжко ли дыхание земли?
Пастух-поэт шершавыми словами
Считает дни, стада идут в пыли,
А он - за посохом, и синь - над головами.

Лицо в рубцах распаханных морщин,
Иссечены подошвы ног камнями.
Смотри, среди сиреневых лощин
В Леванте рощи плачут соловьями!

Что соловьи, когда от козьих стад
Вечерний свет вдоль склонов гор таится?
Склоняясь к чреву коз, он слышать рад,
Как молоко под выменем струится.

Ни царства, ни полцарства от богов,
Лишь стадо коз в окрестностях Вселенной,
И небо над созвездием рогов,
И храм корней, и вздох земли смиренной

С уснувшим городом в гортани

       
Бредят детские сны не морями, а раненным Лоркой,
Привкус палого ветра на смутных и стылых губах.
Там, где горькие девушки плещутся в небе зорькой,
Рассыпал кровавые маки полоснувший по горлу страх

«…хочу уснуть я сном того ребенка,
что все мечтал забросить сердце в море…»

Над закланьем детей ночь сорвет небеса, как затворы,
Чтоб до трав нерожденных заклятья метала гроза.
Не буди мои строки, испанец, их качали седые горы,
И ладонями ветра закрой от заката глаза

«…один на свете бредил мальчик
с уснувшим городом в гортани…»

Письменами по небу строки – их высекали скалы,
Скрижалями молний искромсаны в рвань небеса,
…Сонный мальчик плывет по небу, жеребенок качается чалый,
И пьет утро прощальным хрипом, окуная в туман глаза

«…вдогонку мне плачут
мои нерожденные дети…»

На скрещеньях дорог и времен я ищу их с тобой, испанец,
В Тамарити печальные дети не спят до восхода…
От корней облетев, твои ветви хоронят наш танец,
Чтобы плачем исхода и страстью взошли наши всходы

«…ибо хочу остаться я в том ребенке смутном,
который вырвать сердце хотел в открытом море…»

О. Мандельштаму

           
Шьются швы черепные, чтобы воздух нащупать гортанью,
Набирается властью и чувственной горечью рот,
Позвоночник впивается в ребра жестоким братаньем,
Чтобы  сердце унять и хранить до разрыва аорт.

Век растет на убой и детьми запасается - данью,
Океанская соль настигает слепящей грядой,
День страдает одышкой, безволием тяжким тираня,
А глазницы морей наливаются новой бедой.

И бунтарская кровь овцеводов стечет на скрижали страниц,
И по трещинам губ век прочтет невозможность сетей.
Эти веки с наростами дней отступают, чтоб выдохнуть птиц,
Этот воздух, ворованный нами, дарует рожденье детей.

Ахсару

Я похоронил затылок сына.
Мои руки еще помнят тепло пеленки,
в которой впервые ты мне протянула его.
Помнишь?..
Я боялся взять его в руки,-
они оказались такими грубыми.
Я боялся посмотреть тебе в глаза,
чтобы ты не увидела мою слабость.
Я боялся прижать его к груди,
потому что стук моего сердца мог разбудить его.
Когда ты склонялась над его кроваткой,
я боялся рассказать Богу, как я счастлив,
а когда мы вместе улыбались его веснушкам,
я готов был перевернуть мир…

…А мир перевернулся сам…
В моих руках плачет невесомый холод
воспоминания о сыне.
Я искал его,
я обещал Богу, что сердце мое не дрогнет,
когда я встречу его.
Я проходил мимо сотен черных саванов
и сжимал до хрипа свое обезумевшее сердце.
Но только у одного из них
оно вырывалось и падало.
А я напоминал ему обещание
и снова шел по кругу.

…Прости меня, сын,
за то, что я не хотел верить тебе.
Ведь я искал тело двенадцатилетнего мальчика.
Я люблю тебя,
и потому с нежностью несу в своих ладонях.
Я снова боюсь прижать тебя к груди,
чтобы не испугать пустотой своего сердца,
в котором умирает крик.
Я люблю тебя, сын.
И склонившись над тобой,
благодарю Бога, что нет рядом той женщины,
которая родила тебя.

…Разве я похоронил тебя, сын?..
Если это правда, мы не расскажем ей об этом.
Только обещай мне,
что, когда она посмотрит на меня долгим взглядом,
остывшим от жизни,
ты поможешь мне
разбить солнце на тысячи веснушек,
чтобы она улыбнулась нам…

Я был Уголино

Коротают бесслезную вечность праотцы лихолетий и смыслов,
Чужеродные строки на ощупь опробует Данте в ночи,
В отдаленном бряцанье колонн рассыпаются немощью числа,
Чутко спящие рати холмов на хранение примут мечи.

«Я не знаю, кто ты, и как ты сюда сошел,
Но по говору ты - флорентиец.
Так знай же, я был Уголино…»

Голубиная почта в разбойничий век ударяется крыльями слова,
Флорентиец поет Одиссея океанскою солью кровей,
Чечевицы зрачков под косою терцин погружаются в реки улова,
Тридцать третья песнь не спасет Уголино и клекот его сыновей

«Я не знаю, кто ты, и как ты сюда сошел,
Но по говору ты - флорентиец…»
«О, куда же ты смотришь, отец?..»

Безвозвратно утраченный город кругами Сатурна обманут,
Вергилий с мольбой зажигает светильники строк,
Обменяются перьями птицы и в прошлое канут,
Праотцы коротают столетья и пером запасаются впрок.

«Но по говору ты - флорентиец…
Говорить - это быть в дороге…
Так знай же, я был Уголино…»

Каменный триптих

   
    ***

Есть ли кто здесь?...
Тишина оседает на крышах,
глиной першит между стен и струится песчаной тоской.
Молчаливая весть
поднимается выше и выше
и ищет свой камень, чтоб вымолить вечный покой.

Пчелиные соты в засохшем меду
на ветру рассыпаются пылью -
это сакли лепные дремлют в ладонях вершин.
Эге-ге-гей!.. Есть ли кто здесь? ..
Только скалы клубятся былью,
Да травами лечит ветер морщины глубоких лощин…

     ***

Здесь хлеб с чабрецом не пекут и дым не горчит над селом,
Убринские жены кувшин к роднику не поднимут на плечи.
В  пахучие травы коровы не ткнутся шершавым теплом,
И вечер не выйдет навстречу отарам овечьим
Под говор реки и напевы родной лакской речи.

Был ли кто здесь?...

Постаревшая  нежность, затаенная в камне,  стынет в горсти,
на губах запорошенной пылью последний горчит поцелуй.
Примет ли высь запоздалое слово «прости»,
когда скорбь переполнит молчанье святой ВацилУ,
чтоб отчаянье дней провести бороздой по лицу?..

Будет ли кто?..

   ***

Звуки  - мальчишество речи,-
горы не требуют слов,
здесь говорящий увечен,
как конь без подков.
Звуки - воинство речи,
молодость древних слов -
памятью раны лечат
и возврашают кров.
Материнское слово,
       здравствуй,
Живи,
      отцовская быль.
Забвение речи
      - рабство,
Жизнь без памяти
      - пыль.
___________

* ВацилУ- священная гора в Лакском районе Дагестана