Дом

            “Мир — дом мужчины...”
Вдогонку кричали, но он не услышал,
Удобней поправив заплечный мешок.
Дружок позавидовал: “На люди вышел”.
А дед осердился: “Из дома ушел”.
Один, без наставников нудных и строгих,
Способных мечту просмеять, словно блажь,
Имея лишь смелость — незнанья дороги,
Да неудручающий душу багаж.
И солнце его не палило, а грело,
Ручьи, не чинясь, приносили воды,
И небо высокою птахою пело,
И люди ему не желали беды.
Шагал он, веселого взгляда не пряча,
Грозясь, как синицу, комету поймать,
Гулящая девка по кличке Удача
В дороге его опекала, как мать.
Она приносила — он брал не считая,
И щедро ломал от лихого куска,
Когда же она приходила пустая,
Смущенно глаза перед ней опускал.
Не нужно быть мудрым,
Не нужно быть грубым,
Чтоб доли положенной не упустить —
Нужны человеку хорошие зубы,
Чтоб мясо жевать и улыбкой светить.
Зубов белизну и уступчивость взгляда
Природа и мать подарили ему,
А что же еще для веселого надо,
Чтоб не запрягаясь постыдно в суму,
Как должное брать, что ему подавали.
Все время с людьми и все время — один,
Как званый входил, куда вовсе не звали,
И так же беспечно потом уходил.
А плакали вслед или злобно свистели,
Он не возвращался ни думой, ни сном,
И к тем, кто ласкал его в чистой постели,
И к тем, кто по-братски делился вином.
Случайной любовью питаясь и греясь,
Шагал он покуда Удача вела.
И первый раз в жизни почувствовал ревность,
Когда она, с ним не простившись, ушла.
И первый раз в жизни почувствовал холод
От лая собак на закрытых дворах.
И первый раз в жизни почувствовал голод,
И первый раз в жизни почувствовал страх.
И в луже, где мокли окурки и листья,
Когда пересохло от страха во рту,
Увидел лицо свое с кожей землистой
И черные зубы, и глаз пустоту.
И он не узнал себя,
Он оглянулся —
На тополе птица скликала птенцов,
И вздрогнул он, словно от крика проснулся,
И плюнул он луже в рябое лицо.
Все было так страшно и так незнакомо,
С надеждой хоть что-нибудь в жизни вернуть,
Свой страх объяснил он тоскою по дому,
И тронулся в дальний безрадостный путь.
Следы или путались, или терялись,
И с неба текло, как с худого ведра.
Попутки неслись, только грязью швырялись,
Хозяйки боялись, чтоб не обокрал.
Он плелся, держась осторожно обочин,
Хромал, отдыхая на каждой версте.
Пришел и увидел, что дом заколочен,
На что воробьи — улетели и те.
И долго стоял он не в силах поверить:
Пускай где угодно, но только не здесь —
Забитые окна, забитые двери
И бурые пятна ржавевших гвоздей.