Собирая пожитки на зиму
и пошамать чего-нибудь,
как не вспомнить про эвтаназию,
в щёлку неба не заглянуть.

Дом стоит наш, слегка приобнятый
и больницею, и тюрьмой,
и согретый тихою, огненной,
подступающей к горлу тьмой.

Но когда под простынкой белой
для лица и застывших ног
два медбрата везут неживое тело,
я не знаю, зачем нам Бог.

И с другой стороны, где с балкона
можно долго смотреть в слеповатый свет,
от тюремных зрачков оконных
никогда не приходит ответ.

Если всё это так будет длиться,
и иначе никак, никому, никогда,
тогда бесполезно звонить в полицию,
бриться, кричать во сне, и молиться, -
и по небу хромать ветераном труда...