ЭМБАРГО ЧУВСТВ

W

Электронная вера –
на поверку – припой.
Быстротечная эра –
всех, кто занят собой.
Безымянные сказки,
безвозвратные дни.
Прошлых дней водолазки –
слякоть средней руки.
Электронная раса –
элитарный народ.
Все иные ждут часа
пережить недород.
Всем иным не потеха?
электронная веха.

W

Звание – опора для калек, –
так сказал неглупый человек.
И добавил: – Знания, увы,
это – не сношенье головы.
Это – несваренье здешних мест:
дурням догм подвластен Эверест,
а, поди ж ты, выдумай хоть что,
тут же рявкнут ревностно: – Не то!
Звание – портянка для души
во вселенской гадостной глуши,
трафаретно-сытое житье,
памятников ковкое литьё…
Медный задник каждому подстать –
званиям на знания начхать!

W

Осколки солнечной расы,
обрывки солнечных дней
опять зашиты в кирасы
по моде. Так-то модней!
Осколки солнечных пятен,
обрывки солнечных снов
опять в обилии вмятин,
опять без должных основ.
Опять без ложного блеска,
опять без вычурных фраз,
опять без доли гротеска
в какой всамделишный раз...
В какой всамделишной сказке
опять души непролазки...

W

Правду можно видеть разно,
в истину – играть…
Правдою иной обидеть
может даже мать.
Правда – вечно бестолкова,
истина – вдвойне.
Полуправда – суть не нова –
в истинной цене.
По полправды, по полчувства,
по чуток вранья –
это целое искусство,
но не для меня…
Брежу правдой в тяжкой хватке
с жизнью пополам,
и, воистину!, ликую,
если в чем-то прав!

W

Закрой глаза на куб страстей.
Ты в этом мире пуповина.
Не жди от мира новостей.
Ведь все они – твоя провина.
Не жди назначенных гостей,
не жди придуманных историй.
Не жди от мира новостей.
Твой куб – былого крематорий.
Твой куб и прочен и жесток.
Тебе он прошлого не спустит.
В нём бьётся счастья биоток.
И в нём исток житейской грусти.
Закрой глаза. Смелее в куб.
Открой глаза... У женских губ.

W

Стационарные орбиты.
Шесть точек. Прочие – не жаль.
Одним ударом чёрной биты
разбита Времени эмаль.
Но тот, кто бил, того не ведал,
что сам попал в стационар:
тот ложь от самости проведал,
что бита он. А вышло – шар.
Что вилка он. А вышло – пицца,
омлет, яичница, горох.
Теперь на точку-ягодицы
он сел, как висельник и лох.
Себя за волосы тащи –
шесть точек-истин отыщи.

W

Рисуй, художник, паутину
морей и рек души своей.
Добавь на холст забвенья тину
и опостылости ручей.
И разночтивые молитвы
смешай для верности в одну,
но то, что принял ты за бритвы,
не бреют вздорную молву.
Рисуй превратности, художник,
рисуй наивности, дружок.
Рисуй. И баста. В снег и дождик.
Судьбы истоптанный лужок.
Рисуй поляну сладких грёз.
Рисуй экстаз метаморфоз.

W

Отобрали сказку? Выдайте эрзац!
То, что возлюбили, – то уже про нас!
То, что не простили, – то прощать к чему?
Выпили. Забыли… Плюнули!.. Да, ну?!
В камере тюремной – не прощать, не пить,
в камере Абскура –истин вьется нить,
в комнатно-диванной камере моей
жить пришлось мне странно: как бы на ничьей
полосе нейтральной… Лезвием судьбы
расживляя раны будущей любви…
Потому что прежде было все не так, –
рана заживала только кое-как.
Но простил я Время, предавших – забыл.
Жить на белом свете вновь я полюбил!
Обнаружил место в камере своей
и отныне резво мчусь за сто морей…
Камера Абскура выточала нить
радостных событий… – С ними мне и жить!

W

Игра в семь сорок под Шопена
в соседском офисе судьбы.
А там, где раньше вышла пена,
играют вздорные псалмы.
Игра Вивальди под “фанеру”,
игра Пучини под рояль,
игра Тартюфа в Тараторена,
игра левкаса в киноварь.
Игра в семь сорок. Боже правый,
доколе будет простота
орлом осмеянной державы,
где блеф от клюва до хвоста.
Рыдает муза в постолах:
“Да что же это? Как же так?!”

W

Над планетой тишина –
умер кто-нибудь не-Я.
Умер кто-нибудь не-Здесь.
Всё как есть.
Над планетой тихий крик –
кто-то заново возник.
Кто-то заново постиг
счастья миг.
Над планетой тихий стон –
кто-то собственно не-Он.
Кто-то собственно не-Где.
Быть беде.
Над планетой выпал снег.
Остановлен бег.

W

За мной прибудет маленький автобус.
Обыкновенный ПАЗ’ик из детсада.
Зелёная лужайка-аэробус
меня возьмет в себя, как то и надо.
Так я умру. Внезапно. На рассвете,
не объяснив в себе иного мира.
Так умирают маленькие дети,
которых жизнь едва в себе открыла.
Так умирают раненые звёзды.
Так умирают те, кто между снами
берут у звёзд житейские борозды,
затем чтоб жить и грезить между нами.
Такими же. А надо ли иначе.
Всем возвращаться в звёздный мир без плача.

W

Запекаясь в оболочки тел,
стервенеют спеченные души
тех, кто жить однажды не сумел,
хоть не бил житейские баклуши.
Кто не чтил нелепый ритуал
притворятся плотно понарошку,
как иной столичный виртуал
в ИНТЕРНЕТ нырнув как в неотложку.
Где сидит он тихо и легко,
ковыряет сайты без кручины.
В сайтах душ сбежало молоко.
Выкисло в ребёнка из мужчины.
В оторочке бездуховных тел
ИНТЕРНЕТ печально в лужу сел.

W

Кто прерван был на полуслове
в пылу житейских неудач,
тому участие не внове,
как и несчастий вечный квач.
Тому хоть выколоти двери,
а он, гляди, помыл окно,
чтоб рассмотреть, где люди?, звери.
Не все ж с беспутством заодно.
Кто прерван был на перебранки,
в том отыграл пенальти мяч.
Вновь жизнь играет на тальянке
и заглушает сердца плачь.
Кто сам себя не сокрушил,
тот мир собой растормошил.

W

Шестистопный ямб. Закланье.
Завещание да ложь.
Мира прошлого лобзанье
в ускользающую дрожь
обернули, обрамили,
оскопили на беду.
А потом о том забыли:
завернули в лебеду.
Залохматили словами,
залопатили в курган.
Те, кто скифы, – отстрадали.
Те, кто арии, – фиг вам!
Те, кто просто ротозеи,
записались в иудеи.

W

Вновь мир умыт осенними дождями.
Смывает небо лета баструму
с зелёными аллеями-садами,
сжигая их промозгло на ветру.
Вновь осень отторгается рассветом
в поджарую оскомину огня,
окрашивая мир лучистым цветом —
окалиной прищуренного дня.
Прищуренные улицы и скверы,
прищуренная женщина и друг,
прищуренные узники галеры
вздыхают от назначенных потуг
уйти в рассвет под струн холодных слив.
Вновь осень. Грусть явила свой мотив.

Иль 2003 г., апрель-сентябрь 1999 года

Веле Штылвелд, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 17322 от 29.07.2003

0 | 0 | 2092 | 17.11.2024. 19:40:47

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []