* * *

Наружу коркой терракоты

из снежной мякоти торчит рябинки лист.

До храма – в двух шагах, охота

надышаться, дух перевести.

          А воздух льдист,

да так, что перестук стеклянный.

Год выжил из ума. И к январю

яснее слышу голос странный,

чужой, не мой, но им я говорю,

пою, зову и даже плачу…

По-зимнему укутай сорванца,

земля (везде родная), слово зряче

утешит его бедного отца!

И самого теснят какие страхи

увереннее, злее  и больней.

Я пел «в такой же … горестной рубахе»

и было мне от этого вольней.

И чище в молодости воздух, мы – не чище,

заметно – нашим детям невдомёк...

Декабрь подслеп, раскис, на ощупь рыщет,

где снег, где грязь и вдоль, и поперёк.