На тоненькой вертинке бытия

***

Три дня бурлила ель и замерла.

В глуби древесной кончилось движенье.

На снежной пелерине кружева

ещё хранят вчерашнее волненье.

 

И пух, и блеск порвавшихся небес

из горнего в мир дольний прилетали,

и руки белые распахнутых древес

их облака летучие качали.

 

Земля и небо, бездна и исток,

в огне стихий и плыли, и светили,

лишь сбитый ветром комканый листок

взлетал и падал в хлопьях снежной пыли.

 

В  раскачке мерной цифирной земли,

казалось, приближается иное,

и кочи трав - седые упыри-

склонились ниц пред странным аналоем.

 

Стихией поражённый человек,

в круженье зим и лет почувствовал  отраду

и соляным столбом, оплакав чуждый век,

всей кожей ощутил дорогу к вертограду.

 

 

***

Как разнятся в ущербе дней деревья,

мы часто тщимся облик их понять.

Калики придорожные забвенья

земную к небу тянут благодать.

 

Пред ними лишь мерцающая смежность

иных миров и зыбкость, и покой.

Их взлёты - неопознанная нежность

отлётных птиц над спящею рекой.

 

Безмолвно повисают над полями,

изрытой пашней с глинами стремнин,

полощутся в закатах полотняных,

пьют тихий свет предутренних равнин.

 

Берёзы и звучны, и музыкальны:

чуть тронешь струны - трепет и испуг.

Колышутся светло и покаянно

 дрожаньем  плеч струящихся и рук.

 

Дуб сучья распростёр - пространство тесно,

а ветви  вен борьбой напряжены.

он вечный воин в облике телесном

солдатской крепью правды и стены.

 

А рядом ель - язычества богиня-

пускает стрелы в сумрачную ночь,

огнём зелёным жжет неутолимо,

как будто тленье хочет превозмочь.

 

Стоят деревья строем поределым,

людского ждут и божьего суда.

Они к своим положенным пределам

вновь возвратятся. Позже. Навсегда.

 

Ода бересклету

 

Как часто по овражным пустырям,

взбираясь вверх, топча сырую глину,

скользя и падая, держась за купыри,

с лица сметая клочья паутины,

ты наконец взбиралась на хребет,

чтобы окинуть даль свободным взглядом,

и замечала вдруг через просвет,

что чей-то взор блестит с тобою рядом.

На тоненькой вертинке бытия

колеблется оранжево-глазастый,

срединой антрацитовой горя, -

весь любопытство - лёгкий и причастный -

ко всей древесной вялой шелухе,

что часто - только каверза под ноги…

А тут светильник! Боже! Неуже…?

На этой позаброшенной дороге?

Посланник? учредитель? чародей?

Всей этой гущи вольный созерцатель?

Откуда, из каких таких земель,

ты вышел в мир, иного дня создатель?

Наверное, пора бы и назвать

тебя по имени - души моей спасатель -

когда вокруг и засуха, и смять,

а ты один - бессменный вседержатель.

Пустую толчею и лабуду

спокойным осаждаешь невниманьем -

за пазуху дары твои кладу,

как оберег, как божье заклинанье.

Я вновь с тобой, мой лиственный герой,

на склоне влажном, тяжком и бугристом.

Ты всех встречаешь, сбитых по прямой,

позванивая дружески монистом.

Ты бересклет - преславный из имён -

во тьме идущим зажигаешь свечи -

им кажется, что это только сон -

той феей-птахой мудрою отмечен.

Твоим ветвям не разметаться ниц -

удары ветра держишь ты упорно,

ты встретишь в поле свой Аустерлиц,

разбрасывая будущего зёрна.

И… к небу - ослепительный бросок

всей россыпью булавчатых побегов-

день Воскресенья радостно высок

среди зимы стремительных набегов.

Король садов осенних, рыцарь, Ной -

крылатый, огненный, назло всем карантинам,

сияние меж небом и землёй

сквозь боль и страх над этой вечной глиной.

Вера Тугова, 2022

Сертификат Поэзия.ру: серия 2017 № 171339 от 21.11.2022

0 | 0 | 305 | 27.04.2024. 04:44:51

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []