После цепкого толстого серого льда,

отпускавшего землю последних два месяца

в безразличное мартовское никуда,

от которого можно в апреле повеситься,

этот тонкий воздушный зелёный налёт,

просквозивший уже безнадёжные ветки,

этот май, этот вновь голубой небосвод,

принимающий птиц из растаявшей клетки  –

это новая жизнь, где зелёный – иной,

а не комнатный фикусов, пальм и гераней,

где подушка оказывается цветной

в ранний солнечный час, вдохновляюще ранний,

в голубом вместо туч - облаков молоко,

зимний голос, негромкий, грудной и печальный,

в мае снова летит и звучит высоко,

и качает в объятьях волной музыкальной.