Не слова нам, а реки...

Убирайся, мой друг, отовсюду,

где любили, но больше не нужен.

Забирайся в пустую каюту,

прочь от всех, с кем недавно был дружен.

Ночь. Броди по корме и по юту,

и замри у причала, снаружи,

пароходом в полночном тумане,

а к утру, тыча в тучу трубою,

под завязку молчаньем загружен,

закричи об открывшейся ране,

лёгшей по ватерлинии жизни

и грозящей, рывком разбежавшись,

хлынуть чёрною тяжестью в душу

и ударом свалить тебя набок.

Это первый отвальный гудок.

Не слова нам, а реки даны в утешенье.                              

Чтоб со всею душевной поклажей

поменять, не считая побег униженьем,

окружающие персонажи.

Плыть и плыть. Сквозь душевное оцепененье,

сквозь пустые чужие пейзажи,

взяв смиренной воды отстающее пенье

образцом постоянной пропажи...

Дай второй баритоном, без сердца,

чтобы не был на первый похожим.

Ниже уровень страсти на терцию!

Даже криком твоим огорошен,

ни один, добежав до прихожей,

не рванётся на пирс по инерции.

.

Все сердца, как кукушки, за дверцами.

Спать – священное право прохожих.

Хватит воздух давить мегагерцами –

нет её, нет таких, нет похожих -

отплывай!

                 Отплывай, и о прочем не думай,

что за бредни, - скажи сам себе, - что за бредни!

в ледяную и чёрную прыгнуть пустыню,

захлебнуться в холодной могиле - воде - 

утонуть и разбухнуть, и в ней колыхаться,

биться телом о днища речных пароходов,

потрясая в тебе поселившихся тварей,

из глазниц наблюдающих ржавые днища,

стать квартирой для них, раз уж кончилась пища...

Никому и никто, после страшных разладиц,

после чёрных и горьких любовных сумятиц,

никогда и никто, ни себе, ни другим...

В океанских тропических впадинах, красных омаров,

осьминогов и стайки несчастных кальмаров,

пауков, каракатиц, морской караванец

утонувших горбатых верблюдиц лохматых

бентофаги кроят на кровавые флаги,

но не нас, но не нас, и не в этой воде ледяной...

Одновременно с болью в себе разрывной

слушай, друг мой, созвучье в себе с высотой.

Те по вязкому илу ползут и шагают

тёмным огненным адом и красным парадом,

кто гуденье расслышал своей глубиной,

содроганьем и чёрной водой ледяной...

На реке наше время с водою синхронно

утекает, поверим, что к счастью –

так душа в танце следует заворожённо

за своею телесною частью,

так на строчке слова замирают покорно,

подчиняясь движениям пястью,

так журчанье стиха на губах монотонно,

оттого что звучанье, по сути, повторно

и мелодия жертвует страстью.

Третий – басом, не мучая голосом берег,

из груди – в небеса, осторожно.                

Бас не может вскипать до скрипичных истерик,

а когда промолчать ему сложно,

там, где криком пространство пронзает холерик,

бас профундо раскатит роскошно -

и принцессы прибрежных своих деревенек  

понимают, что счастье возможно.

Бас в душе ловелас, но в душе и в теории,

а поёт платонической лаской,

резонансом волнуя: «уви-идимся вско-о-оре-е» –  

и причалы обходит с опаской.

Третий – басом, для тех, кто остался, конкретней,  

пенный след оставляя открыто,

чтобы в пене тонули безумные бредни,

где вода – там граница размыта

между жизнью и смертью. А ты налегке,

с лёгким сердцем, сбежав ото всех, отовсюду,

на причале дрожишь на ночном  холодке,

и сейчас свои вещи закинешь в каюту,

дашь свой первый – и двинешься вниз по реке.

У стоячей воды – красота берегов,

у бегущей – надежда на пристань,

где обычно по милости местных богов,

встретят сладко и будет не чисто,

где надежду и риск покупают с торгов,

где любая дорога терниста,

но с какой-нибудь сотнею варварских слов,

без любви, без вражды, без друзей и врагов      

можно жить в славной роли статиста.

Юрий Лавут-Хуторянский, 2022

Сертификат Поэзия.ру: серия 1528 № 169055 от 02.08.2022

0 | 0 | 314 | 25.04.2024. 14:53:08

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []