Тот, кто ловит пепел губой, что от прежних горяч
обид, тот станет им, с ним красной косой метелью
сливаясь, и кварталы спальных районов - в кольцо
тугое беря, глотая, словно круглый хоккейный мяч,
Землю, и, над орущими «Скорыми» и тёмной елью
возле шоссе, тогда горит, будто уголь в печи, лицо.
Его открытый рот перечёркнут огненною капелью
фонарей. Этот крик, словно шило, чёрное бьёт яйцо
ночи огромной, когда снежный столп - капителью
вьюжит возле дальней звезды, и падает на карниз.
Возле столба рассыпается белым и стылым прахом.
И тому, кто ловит пепел губой - воспаленный сон -
шум автострад, что кругами - в неоновый парадиз
обращает череп, где в глубоких глазницах взмахом
чёрного махаона боли, новая боль зажжёт нейтрон
слов, что ветер сырой с погоста сшивают с пахом.
Тогда смерть свой слепок снимает с домов и клон
его множит в окнах, и ступени подъездов плахам
равны, и во всех телефонах от слёз голоса дрожат
пока не смолкают, и, во весь широкий рот хохоча,
жёлтые глаза тараща, и красным кривясь оскалом,
рыжие клоуны в эфире и на всех площадях визжат
и требуют для карнавалов атласа, шёлка и кумача
и требуют на костях, с открытым плясать забралом,
марш похоронный меняя на твист или на ча-ча-ча.
Чтоб крашенные губы во тьме блестели кораллом
на шоу, где зрители хором подпевают песенке палача.
Так в телах мягкую землю яростный огнь в крови
плавит в сталь, так каменеет кость и сжата в атом
душа, и губы, которые в судороге, уже не псалмов
ждут, но лишь куплетов и криков: «порви, порви»,
что из репродукторов множатся, и стать сарматом
клича - вольным и диким на капище среди холмов,
гвозди забивая в мрамор космическим аппаратом.
И требуют сырого мяса и смерчей из всех стволов.
И снова делают ставки, и считают гробы солдатам.
«Мы ставки делаем выше, ибо не сторожа никому.
Ни матери, ни сестре, ни сыну, ни родному брату.
Жертвы наши обильнее, потому, что сами жнецы
жатвы своей, взмахи серпов и цепов доверяя уму.
И верим в свой род и в Солнце, равное коловрату.
Веруем в место под ним, вилкой трогая холодцы,
и ради ноги бараньей, шинкованной в сервелаты
мы белых и красных, и чёрных коней под уздцы
поведём для тех битв, которые видятся телепату.
И в запахи шашлыка, мы родного шансона ритм
- все, как один, впишем, и так приправим солью
патоку мирных дней, в которых щёлкнула сила.
Та, что в чёрные реки, над которыми мы парим,
где с дымом с тел чужих мы простимся с болью,
да падёт полынь - звездой, с лёгкостью Азраила
вспенит, словно крылом, моря, и так к подполью
душ наших бросит аркан, и так на холод из пыла
вытащит их. Так разума лёд не испорчен молью
лет станет навек, и оттого наготы любой позор
в кровью отмытом мозгу воссияет кристаллом.
И для человечьей свободы пшеничным зерном
он да будет! И, сомкнув навсегда пустой зазор
между душой и телом, - тело зальём металлом!»
Это тело-металл сметает с себя, как жалкий сор,
прежние жесты, не желая быть никому вассалом,
а только себе самому, из желаний сплетая узор
в мечтах, и жаждет плутоний тесать кресалом,
чтоб силе и вере своей повелеть: «пора, пора..»
И чтобы насквозь обе ладони пронзить лучами,
Человеко-Солнцем став, как будто бы крысолов
за собою народы ведя прямо в реку, и, как дыра
чёрная, она поглотит их под марши, что речами
с трибун погоняет к обрыву, и эта паства от слов:
«Смерть и воля - одно», - готова добыть мечами
для себя и то, и другое, гордо седлая своих ослов.
Во снах горячих видя валуны, ставшие калачами.
«Эти хлеба - наше будущее, которое есть сейчас.
Эти хлеба - в наших телах, они в тех, кто с нами.
Они в крови родовой, и в пепле сгоревших лиц».
Тронутые изотопом кости, от этих слов - каркас
для последних камней калёных. И ждут цунами
на берегу, как точку в конце прямой, играя блиц
с богами - так - все, ставшие новыми племенами.
Теми, кто смеет всё, и к деревьям не ждёт синиц.
Теми, кто моря и степи одарит новыми именами.
25 июня 2022.
