* * *

У ван дер Вейдена есть странная картина.
Накидка с головы к плечам, марлёвкой длинной
Шурша, спадает крепкой кисеёй.
В лице жены, супруги молодой,
Такая отрешённость от желаний!
А волосы зачёсаны назад:
Лоб обнажив, прилежно возлежат
Плетением, завешенные тканью.
Как масло волосы; миндаль глаза
С фисташковым отливом так спокойны!
Как будто просветлели небеса,
И рог утих охотничий. И войны…
Как в облако зрачки погружены.
И руки по-фламандски сложены.

А, между тем, меня не отпускает
Иная мысль: обманна тишина;
Затишье перед бурею бывает…
Когда, раздевшись в спальне, у окна,
Она сидит в одной ночной рубашке,
И заливает шею ей луна,
И сладко ей, и бьёт озноб бедняжку, –
Необоримой нежности полна,
Она назвать по имени готова
Томление, но не находит слова.