Большие куски целлофана

валялись по новой квартире.

Когда ты меня целовала

нам было по двадцать четыре.

А может по тридцать, по сорок, –

любовь – безмятежная сила.

Но вкус поцелуев был горек –

так время некстати горчило.

Оно намекало о главном –

о том, что его не хватает,

и в жизни беспечной и плавной,

оно, словно тень, убегает,

взамен оставляя обновки:

пальто, занавески, диваны,

в которых уютно и ловко

пригрелись забытые раны.

Диваны, пальто, занавески –

наивные прелести быта – 

приходят в напыщенном блеске,

уходят истёрты, разбиты.

И тикают часики тихо,

и бегают стрелки по кругу,

не зная, что где-то есть выход

в холодную вечную вьюгу.