Патрик Ка́ванах. Пегас

Моя душа давно была, как старый конь.

Я предлагал его на ярмарках раз двадцать.

Пытался в Церковь сдать, но тот – попробуй тронь –

Его манер отцы решили не касаться.

Один сказал: «Пускай помыкается там –

Привыкнет к голоду, дождям, ветрам, пожарам.

Чего греха таить, достанется он нам

Совсем зашоренный, да и почти задаром».

 

Затем смотрели государственники на

Мной предлагаемое «чадо» по дешёвке.

Один министр спросил: «А вот бы если нам

К хвосту его с такой душевною сноровкой

Приставить тело постороннего коня –

Оно смогло носить бы утлый пережиток, -

Пасти его, - сказал он, - счастье для меня».

И я коня им на неделю одолжил так.

Тот воротился тощей грудою костей –

Худой, уморенный, без сил, насупив брови.

Я его нянчил снова, клал в травы́ постель,

Для предстоящей вскоре ярмарки готовя.

 

Я снизил цену. И поставил его там,

Где покалеченную утварь бросил кто-то.

Барыги ушлые шептали всюду нам:

«Не больше лета он протянет за работой,

А в городах ему не сделать барыша.

Но он бы мог и повозиться на подхвате».

Хотя бы что-то предложили! – плачь, душа, –

Жизнь бедняка твои страданья не оплатит.

Любую он возьмёт работу без разбору:

На Мессу свозит вас кратчайшей из дорог,

Знаток погоды – эрудит, в ночную пору

Он собирать долги бы с бедных мог.

        Но, не берут они.

                    - Да погоди ж, постой, –

Под спор жестянщиков я выдохнул со стоном, –

С моей лошадкой, моей горестной душой

Взмолился я, - Кто мне предложит хоть полкроны?

За всеми криками с их буйством, ни один

Не повернулся. О Душа, - сказал в мольбе я, -

Среди церковников, чиновников среди –

там, где есть подлость, торговаться не умею.

 

Но этим вечером – поводья прочь –

Не будет больше глупых просьб и споров.

Южнее много благодатных почв –

Теперь для солнца здесь луга-просторы.

Торги со словом – нет, не для меня!

 

И вижу тут же, конь мой оживает –

Расправил крылья. И отныне я

Лечу на нём, куда душа желает.

-------------------------------------

Patrick Kávanagh Pegasus     

 

My soul was an old horse

Offered for sale in twenty fairs.

I offered him to the Church – the buyers

Were little men who feared his unusual airs.

One said: ‘Let him remain unbid

In the wind and rain and hunger

Of sin and we will get him –

With the winkers thrown in – for nothing.’

 

Then the men of State looked at

What I’d brought for sale.

One minister, wondering if

Another horse-body would fit the tail

That he’d kept for sentiment –

The relic of his own soul –

Said, ‘I will graze him in lieu of his labour.’

I lent him for a week or more

And he came back a hurdle of bones,

Starved, overworked, in despair.

I nursed him on the roadside grass

To shape him for another fair.

 

I lowered my price. I stood him where

The broken-winded, spavined stand

And crooked shopkeepers said that he

Might do a season on the land –

But not for high-paid work in towns.

He’d do a tinker, possibly.

I begged, ‘O make some offer now,

A soul is a poor man’s tragedy.

He’ll draw your dungiest cart,’ I said,

‘Show you short cuts to Mass,

Teach weather lore, at night collect

Bad debts from poor men’s grass.’

          And they would not.

                        Where the

Tinkers quarrel I went down

With my horse, my soul.

I cried, ‘Who will bid me half a crown?’

From their rowdy bargaining

Not one turned. ‘Soul, ‘I prayed,

‘I have hawked you through the world

Of Church and State and meanest trade.

 

But this evening, halter off,

Never again will it go on.

On the south side of ditches

There is grazing of the sun.

No more haggling with the word…’

 

As I said these words he grew

Wing upon his back. Now I may ride him

Every land my imagination knew.

Константин Еремеев, поэтический перевод, 2020

Сертификат Поэзия.ру: серия 1779 № 152281 от 06.04.2020

0 | 0 | 591 | 02.01.2025. 23:35:53

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []