Дом с мезонином и русскою печкой, 

выступивший из тридавней поры…

Там проживали две божьих овечки, 

две белых головки, две вдовых сестры.

 

Падает пух с тополей, и акаций                 

запахом пряным наполнен весь двор. 

Был на хозяйстве у них кот Гораций 

и грузный сосед,  матерщинник и вор. 

 

Звали соседа  хозяек  Мироном,   

Он мог  бузить две недели подряд

и  недолюбливал  «эти иконы»

и угол, где мирно лампады горят.

 

А сестры играли Брамса и кленов

слушали шум в разноцветной пыли.

В пост еще немощно били поклоны,

а к Иверской  одновременно ушли.

 

Все сделано было как завещали:

тихо отпели.  Потом из ворот

вышли втроем с неподдельной печалью

священник, Мирон и растерянный кот.   

 

Впервые  крестившись  знаменьем  крестным,

плакал  Мирон  всю ночь у  перил

и гладил кота.  Но,    что интересно,

со дня похорон не курил и не пил.

 

В прошлом уже  не одна годовщина,

и мои годы пошли на излет.

Но жду иногда: вздохнет пианино

и ласковый голос кота позовет.