Автор: Виталий Жаров
Дата: 28-12-2019 | 05:42:27
I
Мой милый Тит («мой милый», не иначе),
на полке ты, бесплотный завсегдатай,
а я на стуле. Интерьер весьма простой,
пылясь, наводит мысли о природе
вещей. Не зная, как ты жил, тем паче
с какой из нимф, к тебе взываю, темнотой
со всех сторон кромешною объятый
и разодет как есть не по погоде
в окне. Окно напоминает взгляду,
что дело в январе, а не в июле.
Большие хлопья образуют без помех
сугробов войско. Риму и не снилось,
чтоб снег валил шестые сутки кряду,
надежды выйти не суля мне как на грех.
Приходится раскачивать на стуле
себя, субъектом будучи навынос
II
весной, не раньше. Нынче я, как овощ.
Представь, я заперт (кстати, не снаружи),
законсервирован до лучших из времён.
Отрадно, что с тобой, хоть в виде книги.
Нескоро будет оттепель нам в помощь.
А посему, послав к Морфею крепкий сон,
давай-ка посудачим в рамках стужи
на тему тех же рамок и о миге
спешащем. Был уверен ты, что атом,
пространством омываемый, скупому
подобен, то есть неделим. Лишь до ума
осталось довести твоё сужденье.
Дитя, с лихвой воздавшее заплатам,
не понаслышке знает: атом есть тюрьма
частиц, гораздо меньших по объёму
и суетно смыкающихся в звенья
III
внутри ядра. Душа материальна,
по-твоему, и гибнет с плотью вместе.
Нам опыт жизненный об этом же твердит.
Узнать наверняка мы можем только
почив в бозе, как это ни печально.
Однако ты уже узнал, мой милый Тит,
не вымарав достоинства и чести.
И я узнаю, как это ни горько
бывает констатировать, особо
в минуты одиночества, как эта.
Часов мы можем не блюсти, но время вспять,
ей-ей, не повернёшь. Да и не нужно.
К чему пытаться, если аэроба
добычей верной станет каждый? Мне опять
покоя не даёт финал сюжета
всеобщего. Опять ревёт натужно
IV
в узорчатом окне степная вьюга,
как будто и сама объята хворью.
И снова мечется она, как на одре
смертельном, над сугробами и между
нагих деревьев, тщетно от недуга
пытаясь давнего избавиться. Хандре
моей не видно края, но завою
навряд ли я, в потёртую одежду
завёрнутый опять ещё намедни.
Тут воем не помочь. Да и заплакав,
тоски не выбьешь из себя. Какой резон?
Давно ты мёртв. С тех пор менялись царства,
шуты, тираны, заговоры, сплетни,
число религий, рубежи природных зон.
Лишь свод небес всё так же одинаков
и нашего подоплека мытарства
V
с самих яслей. Твоё изображенье
с лицом арийца, как бы утонувшим
(при том условии, что истинно оно)
в курчавой бороде тогдашних правил
согласно, наблюдаю каждый день я,
на корешке обложки книжной. Суждено,
Лукреций, испариться нашим душам,
но не словам. Не зря ты вены правил,
на деле доказав своим поступком:
сей мир, каков он есть, на то и годен
бывает только, чтобы в будущем за труд
не счесть от нас избавиться, похоже.
Мы вынуждены в теле нашем хрупком
влачить своё существование, и тут
в итоге навлекая гнев господень
отнюдь не без причин на тело в коже
VI
помятой. Умирают понемногу,
а также вдруг. Поврозь и вместе. Чаще
поврозь, чем вместе, зачастую не успев
дать повода мечте заветной сбыться.
Живут, копя на дальнюю дорогу.
Но выясняется, что жизнь – всего лишь блеф.
И лишь скелет гниёт без дела в чаще
корней и лубяных волокон ситца,
спонтанно образующих рябь складок.
Когда продуктом оказаться теоремы,
не столь уж важно. Вьюга. Комната. Окно.
Скрипящий стул. Мой силуэт на оном
качающий себя, чей лоб не гладок
уже. И ты, кому пылиться суждено
в шкафу на книжной полке рядом с теми,
чьи взгляды по фасадам и колоннам
VII
скользили изумительных строений,
частично сохранившихся доныне
спустя известное количество эпох.
Одни ваяли храмы по заказу
фанатиков. Ты сумрачный свой гений
облёк в поэзию. Однако видит бог,
ни храму не осилить, ни картине
философом исторгнутую фразу
однажды на века. Учу себя я
в потёмках не пугаться стен и свода.
Здесь, в этой комнате, нетронутых вещей
когда-то полной, время, как дворецкий,
застыло, на предметах оседая.
Но разве выгонишь старение взашей?
Едва ли. Такова его природа.
И лик с недавних пор, увы, на грецкий
VIII
орех стал походить. Чураясь прозы,
недаром удивлялся ты, к чему, мол,
живя, расстраивать себя по пустякам?
Ведь не было когда-то нас на тверди
земной. А посему, зачем лить слёзы
из-за того, что вновь окажемся мы там,
откуда появились? Кто бы думал!
Довольно. Перейдём теперь от смерти
к вопросу бесконечности. Ни крыши,
ни стен в ней быть не может прочных даже
с окном наружу. Невесомость лишь одна
сплошная. Так считал ты. Что ж, согласен.
Глядеть на небеса не значит выше
небес, которые не высмотришь до дна,
являясь очевидцем. Но туда же
глаза мы поднимаем, к ипостасям
IX
всего и вся, где с виду сущий хаос.
Светает как-то нехотя. И в этой
глухой провинции метель трубит отбой,
январские швыряя снега хлопья
кустарникам за шиворот. Осталось
немного вовсе – распрощаться нам с тобой
до завтра. Утро я, полуодетый,
встречаю сонным взглядом исподлобья,
зевая. Бытие тогда весомым
является, когда оно уместно
для нас и космоса, вращающего нас,
в открытое стремящихся пространство.
Вергилию с Овидием Назоном
передавай привет огромный. Весь Парнас
берёт с тебя пример. Ты, как известно,
особенности сложного убранства
X
вселенной разгадал, явив нам чудо.
К тебе под корешок сентенций жутких
я рад наведаться, кроша эмаль зубов.
А их во рту, как в лестнице ступенек,
разрушенной веками. Но покуда
я жив, Лукреций, разумеется, готов
полемику вести о промежутках
мирских. Бывай же! Грея свой застенок,
увижусь я с тобой на книжной полке.
Пылись. Тебе идёт. Весна нескоро
авось наступит. Находиться изнутри –
не лучшее, чем хвастать может овощ.
Но овощу плевать на кривотолки
всех, кто не в меру любопытен. Посмотри!
В окне белым-бело моём. И сора
не выбросить, и некого на помощь…Виталий Жаров, 2019
Сертификат Поэзия.ру: серия 1749 № 148482 от 28.12.2019
0 | 0 | 535 | 22.11.2024. 02:05:52
Произведение оценили (+): []
Произведение оценили (-): []
Комментариев пока нет. Приглашаем Вас прокомментировать публикацию.