С. Сокольскому

1

                         В образах твоих мыслей
                        сомневаться трудно,
                        но какая-то спешная тяга
                        к обладанию сразу всем.
                        Лучшее из лучшего –
                        хорошо, если серебро… 

В молчанье белого стиха, меж строчек
вычёсывая гребнем шелуху
в проколотости вытянутых мочек,
косноязычье на слуху.

Подарок ветреной судьбы –
растление глагола,
тень от немыслимой ходьбы
в оскале частокола.

Зубами стиснута слеза,
что тоже между строчек,
в разрывах – мамины глаза
скопленьем многоточий.

А, впрочем, нет у мудрецов
скабрёзности поэтов,
прокуренности лжепевцов,
величия эстетов.

Нет-нет, да вздрогнет, впопыхах
проветривая голос,
душа, томлённая впотьмах,
в разверзнутую полость

четырёхстенности домов
уродливых построек.
Мне, честно, жаль говорунов,
как жаль посудомоек.

Написан, но бесцветен стих
на белом в клетку поле.
Язык растерянно притих,
читавший поневоле.

В раздумье затаился жест –
готовая интрига.
Не отвечая на протест,
я закрываю книгу.

2 

                            Тебе, мой друг, художник и поэт. 

Бесполы тени
опустошённых судеб.
В окостенелой лени
проломлен будет
след неземного зверя
в отрепьях мира лжи.

Коли глазам не верил,
не верь и в миражи.
Разбей витрину красок,
в палитре есть предел
от лицедейства масок,
до превращений тел...

Очисти. Сор из слова,
пространного внутри
до блеска рокового,
без жалости сотри.
Сомненья, суть которым –
больной рассудок твой,
как похоть Казановы
до женщины любой,
рвут с жадностью на части
души тончайший мир.
Эфиру чужды страсти,
комедиант, сатир.

Уйди. Беги в долину.
И в чистоте лугов
склони покорно спину:
там нет твоих врагов.
Там ветер кормит землю,
разносит семена,
и, ожиданью внемля,
как верная жена,
она восходит к небу
ростками... Ты ж проси
прощения и хлеба.
И данный смысл неси,
покуда терпит время
дней малый оборот,
пока иное семя
в тебе не прорастёт.

3 

                            Тончает жизненная нить,
                            а груз одежд велик.
                            Страх просит смерть повременить... 

Нам не дойти, не добрести, не доползти,
когда б не знать, что в окончанье прочат.
Слепой не может мир спасти,

паяц, как правило, хохочет...

.............................

Ты замолчал, задумался, притих.
Стоишь среди пустого храма.

Покой и радость на лице...
Нас скоро перевозчик тронет в спину,
и поплывём на свет в конце

с молитвами Иоанна Дамаски́на.

4

Будет вечер повержен дождём.

Как нелеп и причудлив наряд.

Время в сговоре с календарём.

– Межсезонье. Зазывно горят

тротуары витринами луж.

Город вспыхнул пестрядью зонтов.

Под присмотром зевающих клуш

из витрин, проплывают авто.

Проплывают и тонут; огни

бело-красной гирляндой текут.

Мы с тобой в этот вечер одни,

я его в твою честь нареку.

– Назову. Дождь стирает слова,

обещанья, сближая людей...

Твой басок с хрипотцой, едва

через год кто-то вспомнит, ей-ей!

Будет вечер повержен дождём.

Как нелеп и причудлив наряд.

За твоим следом месяцебрём

всякий раз отправляюсь назад.

5

Борис Лазарев, 2019

Сертификат Поэзия.ру: серия 2362 № 148096 от 14.12.2019

0 | 0 | 722 | 24.09.2023. 22:44:50

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []