И сызнова все: переулок, дома,
и ночь, и в трех метрах ни зги,
и губы оближет косматая тьма,
потупившись смотрит в зрачки.
Казалось распахнута крымская ночь,
вся настежь, но сжата в кулак,
и нужно себя десять раз превозмочь,
чтоб сделать единственный шаг.
Но сделал, идешь по булыге кривой,
молчишь, чтоб вконец онеметь,
идешь вдоль забора, овчарки цепной,
в конце переулка мечеть.
И чувствуешь, как расширяет зрачки
густой переливчатый лай,
и чувствуешь камень и холод руки,
и ночь, и дорогу на край
молчанья. где сходят с ума,
волнуешься, пробуешь вспять,
но сызнова хлынут под ноги дома,
и нужно идти и молчать.