Так, наверно, и бывает –

время тонкое, как нить –

бесконечно истлевает,

но нельзя разъединить.

Я за ниточки подвешен –

боже мой, какая страсть!

Опадает цвет с черешен,

вот и мне бы так упасть –

падать тихо, падать долго

и по ветру снова взмыть,

без забот и чувства долга

лечь на скошенную сныть.

Там кузнечиковый стрёкот

и прибрежный шум волны,

заводь речки, где осока

прячет прожитые сны.

И, уткнув лицо в ладони,

слышать – сердце в землю бьёт,

слышать – день лениво стонет

в янтаре медовых сот.

Этих снов, что травы прячут,

мне не знать бы никогда.

В них лишь дым, и привкус плача,

и ушедшие года…

Вот и стала в зное летнем

голова моя седой.

На трамвае безбилетным

еду в прошлое, домой.

Сквозь мерцанье улиц, комнат

истлевает жизни нить,

память доброе запомнит,

злое – сможет позабыть.

Слышен крик тревожной птицы,

что гнезда себе не вьёт,

будто знает – что случится

с ней на следующий год.