Шоколадки в оловянной фольге

Дата: 08-05-2019 | 12:40:16

Вместо предисловия: какое-то время назад моим текстам, размещенным на данном сайте, дали следующее определение – модуляция в жанр.  Хайбун, будет ли эта форма японской поэзии интересна русскому читателю (не знаю). Но думаю, что замененная дневниковая часть на прозаическую миниатюру, может дать новое восприятие текста.


Содержание

- Снежинки
- Один, два, три
- Тсс
- Первый день весны, в котором уже нет снега
- Зачем?
- Потешные свистульки
- Состояние смотрящего сквозь время
- Птицы и спички
- Внутри твоего сердца
- Гало
- Рыбий ход
- Следы теней на песке
- Вечерняя служба
- Игра
- Цу Е Фа
- Возвращение к исходу седьмого дня
- Не зима, а мука, рассеянная повсюду
- Белое сено, пахнущее зимним утром
- К бестиарию славянской мифологии
- Музыкальные инструменты для игры через сотню дней
- Стихотворение, написанное для шепота во сне
- Пересечения
- Чтобы сделать глоток свежего воздуха
- Сказка, рассказанная по пути в детский сад
- Освобождение из вязкой глубины зимнего янтаря
- Глиняное эхо, ледяная тень
- Один, два, три
- Алансонский закат вне времени и пространства
- Что ж, значит человек
- Тряпичная правда
- Деревья, дивьи люди и пёс

*** Снежинки

 

Когда снежинки еще сцепляются в воздухе серебряными сороконожками и щекочут мерцающие отражения фонарей в пустых магазинных витринах, я просыпаюсь, подхожу к окну, чтобы видеть спящий город, машины и людей, двигающиеся во сне, задевающие тонкие кружева балдахина с вышитыми по нему насекомыми, которые как и снежинки сцепляются в клоунов на высоких ходулях, жонглирующих белыми булавами, кольцам, шарами и даже белыми яблоками, громко надкусывая их и смеясь накрашенными ртами над неподвижностью воплотившегося за оконным стеклом.

 

Снег, и только снег

в деревьях

и в окнах

 

 

*** Один, два, три

 

Бабушкины сказки, из которых были сплетены самые первые зимние сны, иногда представляются белым медом, над которым кружится такая же белая мошкара, иногда чистыми листами бумаги, самый верхний из которых обязательно исцарапан лучами солнца, пробившимися в комнату через узоры легких колыхающихся занавесок, а иногда мелодией деревенской дудочки, которая тоже сладкий белый мёд, остающийся на губах долго-долго – хочешь вернуться в сказку – облизни их, закрой глаза и досчитай до трех. Один, два, три…

 

Фарфоровые слоники

на буфете

Один, два, три..

 

 

*** тсс

 

Она бросает луну в чашку с кипятком вместо пакетика чая, а потом маленькой серебряной ложкой добавляет сладкие кристаллики звезд и как бы невзначай спрашивает: - Разве не на песке был оставлен первый след всех дорог? - а ты задумчиво дуешь на воду, окрасившуюся в бледно желтый цвет, отрываешь руку от белого, ставшего невыносимо горячим фарфора и касаешься указательным пальцем ее губ – тсс… так тает всё, рожденное ночью.

 

Воздушный змей

Запутавшийся в ветвях

Ночная птица

 

 

*** первый день весны, в котором уже нет снега

 

Когда чья-то жизнь переходит в плоскость чьей-то памяти,- разбивается чашка и кафель кухни покрывается осколками разных величин и порезы на ладонях времени начинают кровоточить, меняя цвет запертого в четырех стенах воздуха, раскиданных предметов, вещей и теней, мыслей, поднимающихся только до уровня глаз, изменивших свой цвет.

 

Цветы на окне

опадают

чувствуя осень в доме

 

 

*** Зачем?

 

Морозная ночь примирила снег и соль, скользкую дорогу и идущего по ней, свет фонарей и темные глубины подворотен. Зачем? Надолго ли? Подчиненные луне мысли; ледяные десны; слепое эхо, ищущее подъезд в котором спрятался голос; очищение ветра от собачьей шерсти; когтистый запах далекого костра, блуждающий уже сотни лет и прячущий за опущенными ресницами зеленые глаза, под остроконечным капюшоном рыжие волосы; дрожь земли, коснувшейся неба и дрожь неба коснувшегося земли. Что это как не равноденствие; крик черной птицы, переполненный зовом белой; выживание без желания жить, умирание без желания смерти.

 

Кусок льда под ногой

Раздавленная тишина

Серая пыль

 

 

*** Потешные свистульки

 

Обмажь крылья птиц глиной, и они запричитают потешными свистульками об акации, цветущей вдоль берега южного моря, о выстиранных говорливыми прачками облаках и застеленных чистым бельем постелях. Они будут клевать снег и проклевывать в нем дыры окон спящих на своих бетонных боках домов, пробивать днища приготовленных на случай наводнения лодок, пробираясь пернатыми кротами по тайным ходам в свое прошлое, под скорлупу еще не распакованных событий.

 

Следы на снегу

это в субботу

дети играли в зверей

 

 

*** Состояние смотрящего сквозь время

 

Вода озера настолько прозрачна, что можно видеть в глазах извивающихся корней отражения серебряных рыбок и гладких валунов, вросших в песчаное дно по самую макушку. Это состояние смотрящего сквозь время схоже со звучанием ручейков птиц, вливающихся в сердцевину окаменевшего дерева и проклевывающихся голосом безупречно прозрачной воды, чей путь не от корней к ветвям, а наоборот - от дающего неба к принимающей дары земле.

 

Вечер

Воронье перо в паутине

и тени

 

 

*** Птицы и спички

 

***

Птицы кажутся живыми только потому, что вокруг них изменяется плотность света и он перемешанный с морозным воздухом приводится в движение ветром. Это как поезда: стоит тот за оконным стеклом, которого более печальные глаза.

 

Перрон

то влево, то вправо

снег

 

***

Спички, соль, керосин.. пока их запас вселяет надежду революционные матросы у красных кирпичных стен расстреливают тех, кто хочет жить своей личной свободой. Пли.. и красная крошка смешивается с кровью и лучами заката триединым поклоном. Пли.. и лампа затухает стеклянным зевком.

 

Грецкий орех

расползается черепашками

скорлупа

 

 

*** Внутри твоего сердца

 

Когда вблизи проходят поезда, до этого задиристый ветер прячется за твою спину, и ты вместе с ним и приземистыми уставшими от десятилетий домами вздрагиваешь, наклоняешься из стороны в сторону, становишься похож на танцующего изрядно выпившего старика чьи движения похожи на раскачивание древней пожарной каланчи во время землетрясения случившегося не где то там а внутри твоего сердца.

 

масляное пятно

одного цвета

небо и ветошь

 

 

*** Гало

 

Один. Берег ледовитого океана, усыпанный древесной щепой, просоленной и отбеленной холодной водой, щепой высушенной и принявшей причудливые формы.

В полярный день ей можно любоваться и днем и ночью не теряя ход времени, потому что солнце и есть время - золотая стрелка, превратившаяся в каплю, которая летит над линией горизонта, чертя невидимую окружность, защищающую тебя от вселенской тьмы.

И ты идешь один, поднимая то хвост дракона, то долгий крик птицы, то бивень мамонта... и вдруг своего двойника, потерянного в сибирских реках, разбитого о камни и выброшенного на этот пустынный берег.

И тогда в небе загораются сразу три солнца, три волхва в золотых одеяниях, идущих мимо, проявившихся только затем, чтобы ты поверил в них, а значит и в себя, потому что вера никогда не бывает одинокой.

 

ледяной ручей

в прозрачной воде

прозрачные камни

 

 

*** Рыбий ход

 

Опять один, встречающий ночь на берегу океана, которая так велика, что дыхание растворяется в ней не успев уловить близкий стук сердца, еще глубоко в груди, в самом своем начале, трусливом как сон лемминга и дорогом как мех песца, почувствовавшего приближение холода и согласие жертвы на ритуал инициации, пока черная вода внутри завязанных глаз прорастает костью рыбы на острие которой Святой Эльм зажигает зеленый фонарик, чтобы в его свете Смутье мог подать кусок черствого хлеба и кувшин воды, но не для того чтобы утолить голод и жажду, а для того чтобы ты встретился с тем, кто вернет тебе зрение в темноте.

 

Рыбий ход

притоплены поплавки сетей

и только шаги по воде

 

 

*** Следы теней на песке

 

И опять тоже самое: неведанное не прежде, не теперь моё скучное я, гадающее на прибрежных камнях, щепе и осколках льда о времени смыкания тропы со тьмой, знающее о том, что образ без движения – камень, в движении - море, говорящие о змеях, свернувшихся в кольца и перенесенных взглядом на свежий срез старого дерева, что свободное пространство до рождения новой поэзии, - сова выискивающая внутри полярного круга свою добычу, а утолив голод и жажду, превратившаяся в красный туман, оставшаяся неуслышанной, а лишь отраженной в темной воде и исчезнувшей за тучами того же самого скучного одинокого я.

 

След краба

Прячется за третий камень

Мой – за второй.

 

 

*** Вечерняя служба

 

Будто невидимые священники идут по заснеженному полю вокруг невидимого храма, не оставляя следов, размахивая кадилами в виде коровьих голов, из чьих ноздрей вырывается белое благовоние. Молочная тишина. Облака, то ползущие по синей траве стадом, то разбредшиеся во все стороны, бросают тени вниз, целясь в невидимые колокола, чтобы первыми возвестить о начале вечерней службы глухим и тихим звоном, о непогоде, крадущейся из чужих стран серым зверем.

 

На ветке ольхи

Ледяной колокольчик

Дзинь-дзинь.. треснул

 

 

*** Игра

 

Увлекательная игра – превращать девичьи косы в растрепанные женские волосы, считать короткие прерывистые вздохи и останавливать счёт на одном глубоком и долгом стоне, сжиматься до мгновения, а потом расширяться до бесконечности, впитывая в себя запахи сладкого пота и травяных духов, замкнутых в четырех прозрачных стенах. Осенний дождь и ветер, то бросают на них, сорванные с тополей и берез листья, заставляя их дрожать и стекать вместе со струями воды вниз, то оставляют в покое, друг на друге соединенными как синее небо дня и черное небо ночи, как две ладони.

 

Ночные фонари

отвернулись

от темных окон

 

 

*** Цу Е Фа

 

Сочетание камня дерева, снега. Черные глаза исполинов под белыми неподвижными веками – камни; кариатиды, держащие на сотнях устремленных вверх руках небо – деревья; раскрошившиеся ладони гипсовых барабанщиков и горнистов – снег. Замкнутые в одном пространстве, не находящие друг для друга слов, они стираются временем, исчезают бесследно, в одно мгновение цу-е-фа, не замеченными мальчишками, играющими на интерес.

 

На камне снег

И на ветвях деревьев

Зимняя пряжа

 

 

*** Возвращение к исходу седьмого дня

 

Перестроенная под церковь психиатрическая лечебница, раньше была церковью. Это возвращение принесло и осознание текущих проблем. За многие годы вплотную к ней подступили жилые дома, и сама она обросла разного рода пристройками и подсобками,сократив до минимума пространство веры, циркуляцию воздуха и время распознавания еще незамоленного греха на пути от и до. Колокольный звон собирал жалобы и расшатывал нервы оставшихся без надзора и помощи пациентов, чей голос становился все громче и громче звона колоколов и звучал дольше их, перекрывая гул города и дороги ведущие из него, оставляя возможность для бегства только крысам.

 

в июльской воде

еще плавает серая льдинка

похожая чем-то на сердце

 

 

*** Не зима, а мука, рассеянная повсюду

 

Не зима, а мука, рассеянная повсюду, просеянная сквозь ледяное, с мелкой сеткой, сито морозной ночи, сквозь кружковидное дно полнолуния, замешанная со снежным молоком, расфасованная по овальным корзинкам из очищенных стеблей ротанговых пальм, превращенная в растоянное тесто, бережно вываленное сугробами на пергамент опавших листьев, которое почувствовав свободу начинает расти вверх и вширь, вдоль дорог и стен неприметных домов. А потом белый огонь насыщает жаром терракотовый камень и по всем временам голубоглазым белокурым ветром разносится запах сладких сдобных булочек и пышек.

 

Глаза дочки

Лишь следы на тарелке

от двух пирожков

 

 

*** Белое сено, пахнущее зимним утром

 

Белое сено, пахнущее зимним утром, фарфоровые рысаки рядом с чалыми и форелевыми, инцитаты и маренги бьют копытами и фыркают от удивления, наблюдая за тем как сено становится молочным ручейком, рекой, океаном и уносит конюшню, опустошенным ковчегом за тонкую линию горизонта, к неведомому Арарату, а они остаются стоять среди волн. И волнам в такт приходят в движение фарфоровые, чалые и форелевые шеи вверх-вниз, вверх-вниз. Припадает инцитат губами к источнику жизни, делает глоток, а в это время маренга вдыхает в себя солнечный ветер и бесконечно синее небо. И так раз за разом. И вот уже показались макушки заиндевелых деревьев, крыши домов на пригорке, и вот уже мир вернулся в себя, в запах зимнего утра.

 

Сёдла в сарае

Мальчишки лепят из снега

Японский мостик

 

 

*** К бестиарию славянской мифологии

 

Водомерки, примерзшие к стальной воде; лай собак, осыпающийся подтаявшим снегом с крыш; ночные фонари, разжигающие у своих ног белоснежные костры, лишь для того, чтобы их быстрые хамелеоньи языки без устали выхватывали из темноты белых мотыльков, оставаясь голодными, не смея ими насытиться до рассвета. Смешные мысли похожие на лай водомерок в белом огне зимы, маленькие чудища так и не попавшие в бестиарий славянской мифологии, ведь живут и примерзают в долгие зимние ночи к стальной воде стекол, а мы их всё также кормим с рук своими страхами и надеждами.

 

В руке снежок

нижняя ветвь рябины

уже в сугробе

 

 

*** Музыкальные инструменты для игры через сотню дней

 

Сколько же вокруг музыкальных инструментов.

Барабаны замерзших с водой бочек, приставленные к стенам домов и развешенные на краях крыш барабанные палочки сосулек, ждущие условленного сигнала солнечного дирижёра.

Аккордеоны заборов с растянутыми вдоль улицы пыльно-снежными мехами, готовые сжаться и выдохнуть, оглушающее на сотни километров вокруг себя звучание разбуженного времени.

Саксофоны фонарных столбов, порывающиеся хрипеть в темноте ночей тусклым мерцающим светом упавших и умерших на земле комет.

Белый рояль теплицы, занесенный снегом, с колышущимися клавишами из полиэтилена или, если ты устал себя чувствовать простым человеком, из крыльев стрекоз, ждущих теплого ветра и мечтающих повиснуть над землей радужными течениями воздушных ручьев.

 

Хруст утреннего снега,

Передо мной

Ворон

чистит о камень клюв

 

 

*** Стихотворение, написанное для шепота во сне

 

Стихотворение, написанное для шёпота во сне, пророчествующее спасение птицы, потерявшейся в январской метели среди каменных деревьев, чьи плоды и зимой, то вспыхивают жёлтым светом, то угасают, чья рыхлая мякоть безвкусна и пропитана табачным дымом и запахами двухдневной пищи.

Стихотворение без слов, написанное сменяющимися образами и смыслами, спрятанными под легкими рисунками на белых листах бумаги, строчками, похожими на гнезда в переплетенных ветвях горных деревьев, повисших над городом, в котором бушует метель.

 

На руках гончара

Засохшая белая глина

С оттиском птицы

 

 

*** Пересечения

 

развязка восьми дорог сверху напоминавшая корнет-а-пистон, положенный на зеленое сукно ломберного стола, за которым когда-то собирались исполнитель марш-пасодобля, уличный музыкант и трубач оркестра попеременно ангажированный летними дворцовыми парками и зимними маскарадами вдруг оказалась прижатой к губам раскаленным на белом огне тавром и боль воскресила память, и стон воскресил страх и отражение стало эхом обрезавшим точно скальпелем бесконечное до пяти пальцев окаменевшей руки в которой осталась последняя карта прожженная в самой середине насквозь

 

карточный домик

за оконным стеклом

ветер

 

 

*** Чтобы сделать глоток свежего воздуха

 

Тропинка петляющая в белых волнах, упавших с неба облаков, не скрывающих своего возмущения и не умеющих обрести покой в нижнем мире своих снов, пока не прилетит алконост, не отложит в гнездо свитое из ледяной тины хрустальные яйца, не погрузит их в снежное кипение зимнего моря.

Тук-тук-тук… отмеряют часы время до начала шторма.

Тук-тук-тук… все спокойнее и тише стук сердца

Тук-тук-тук… пытаются пробить скорлупу птенцы, чтобы, обретя жизнь, вернуться в горний мир облаков…

 

Холодный и теплый,

Светлый и темный

воздух

Приоткрытая форточка

 

 

*** Сказка, рассказанная по пути в детский сад

 

Хлопья падающего снега – семена, разбрасываемые зимой, из которых ночами прорастают белые ящерицы и черепахи с ледяными панцирями. Постучи по ним колотушкой холодного ветра и услышишь эхо внутри каждого двора, похожее то на рык тигра-альбиноса, чья шкура исполосована лунными тенями, то на тихий звон колокольчиков гологорлого звонаря, проспавшего рождение единственно чистого цвета…

 

Первые следы

На снегу рядом с домом

Детская варежка

 

 

*** Освобождение из вязкой глубины зимнего янтаря

 

Освобождение из вязкой глубины зимнего янтаря духов дыхания с татуировкой полярных сов на тонких губах, чей шёпот – шелест раскрытых в полёте крыльев загадочен как стихи, написанные кровью певчих птиц на белых листьях расцветшего на ночных стеклах папоротника, притягивающие к себе тряпичных кукол с раскрашенными кирпичной пылью ртами и подведенными печной золой глазами лишь для того, чтобы вдохнуть в них не жизнь, а сразу старость, смерившуюся с погружением в освободившуюся вязкую глубину зимнего янтаря.

 

Облако, луна

Спит, укутавшись в одеяло

Тряпичная кукла

 

 

*** Глиняное эхо, ледяная тень

 

- Может быть нам поменяться глазами? - спросил глиняный аука у ледяного. Маленькое, пузатое, с круглыми щеками эхо покатилось от сухой березы до голой ели, от голой ели до мшистого пня, от мшистого пня до заросшей ложбины, спрашивая голосом ледяного ауки глиняного: – Может и нам поменяться глазами? - и маленькая, пузатая, с круглыми щеками тень уже катилась от заросшей ложбины до мшистого пня, от мшистого пня до голой ели, от голой ели до сухой березы. Так дни обретали постоянство, а качели времени покой…

 

Зимний туман

В тенях белых ветвей

Колышутся белые камни

 

 

 

 

*** Алансонский закат вне времени и пространства

 

Маленький трудолюбивый паучок, живший по ту сторону стекла в верхнем левом углу окна, наверное, забылся долгим зимним сном, спрятавшись в еле заметной трещинке деревянной рамы или улетел на сотканном белоснежном ковре-самолете, оставив на память вологодское кружево, которое теперь сверкает замерзшими в его тонких нитях осенними дождями, пойманным теньканьем синиц, зацепившимися и рассыпавшимися на мелкие кристаллики снежинками…

 

По ту сторону стекол

Золотые стрелки часов

В белой сирени

 

 

*** Что ж, значит человек

 

Снег... что ж, значит – снег. Белые мыши, все разом, выползли из своих норок искать сырную поземку и сами стали поземкой, потянувшейся по пустынным улицам от дома к дому, от двора ко двору; стали мыльным потоком, вылитым из корыта ночи на землю, ждущую иных поводов для радости, но готовую принять и эту малость – ветер… что ж, значит – ветер.

 

Фонарный столб

Наклоняя голову, входит в темный подъезд

человек

 

 

*** Тряпичная правда

 

Даже у куклы есть своя тряпичная правда, - засушенный цветок, хранимый в тайной ладанке, в чехольчике, завязанном алой нитью от распущенного банта. Развяжи, вынь и ночи пойдут на убыль, подгоняемые пролетевшими сквозь замерзшее стекло снежинками- светлячками, кружащими и звенящими в пространстве комнаты. Спрячь обратно и засеребрится за окном утро, наполняя пластмассовые глаза добрым светом и вечная улыбка неизменных пухленьких губок будет дариться всем, без разбора, без исключения.

 

Кукла разводит руками,

просунутые в неё пальцы

знают, что делать

 

 

*** Деревья, дивьи люди и пёс

 

Стволы и ветви деревьев, похожие днем на бредущих по занесенным снегом дворам перехожих каликов, в поисках страждущих слушать, но не способных слышать песни промерзших насквозь сердцевин и годовых колец, ночью превращаются в дивьих людей, рассеченных секирой зимнего ветра на черную половину памяти и белую половину сна, которые под тусклым мерцанием фонарей начинают танец ледяных гусениц складываясь пополам, одной ногой опираясь на одну руку, чтобы сделать шаг в сторону ускользающего времени, следя одним глазом за отбрасываемыми им тенями...

 

Свет из окна

Наступив на лёд, поскользнулся

Мимо идущий пёс




Фокин Леонид, 2019

Сертификат Поэзия.ру: серия 1673 № 143121 от 08.05.2019

0 | 0 | 1174 | 20.04.2024. 00:30:01

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []


Комментариев пока нет. Приглашаем Вас прокомментировать публикацию.