Как временное всё под вечным небом,
И ты, зима, смягчая нрав, в слезах
Уйдёшь, усердно вытирая снегом
Заплаканные серые глаза.

Суровая была. Но кто осудит
Твой на ветру с морозцем ранним смех?
Матёрый зверь? Лес? Поле?.. Только люди!
Что ни стели им под ноги – всё грех. 

Не у тебя ль на вкус любой румяна
И блестки для красавиц записных,
Брал оптом наш купец, отнюдь не спьяну, 
Закутав в пуховые шали их?

Чу! ворон-старожил над полем крячет,
Не в гневном осуждении вослед;
Он видит дальше – потому и плачет,
Представив без тебя круженье лет.

Красавица-весна хулить не станет,
Черёмуховой вьюгой помянув, 
И рожь, взойдя, по-доброму помянет,
Всей памятью к родной земле прильнув.

Не временщица ты, не прохиндейка!
Ты наша, слышишь! – Русская зима!
Сурова? – да!.. Но есть ведь душегрейка!
И полные, как память, закрома.

Ступай в свой терем! Ведай, почивая,
Что не твоим старанием юдоль!
Ты даровала нашему не-раю
Иного содержания любовь.