МНЕ ЖИЗНЬ   ПОДДАВАЛАСЬ,   КАК СТИХ!

Мне жизнь поддавалась, как стих, что строптив и упрям,

зигзаги мои не поправить годам и рейсшинам,

мне кланялись волны, коль кланялся я их морям,

мне кланялись горы, коль кланялся я их вершинам.

Клубок анаконд – вот что значит сплетенье ветвей

средь скал земляничника в возрасте древнем, библейском;

друзья становились врагами, и жёг суховей

обид и предательств, и прочих исчадий плебейских.

Но я уяснил: справедливость – не выдумка, нет,

в скрижалях нездешних всё врезано чёткой резьбою,

и если судьбою задуман я был как поэт,

то им я и стал, как ни спорил с упрямой судьбою.

Я боксом владел, я стрелял, словно снайпер, как бог,

нырял я в морские глубины, исследовал реки,

но этот гипноз, эта магия пушкинских строк,

они незаметно в полон забирают, навеки.

Я крымскую тему от них, словно дар, получил

и ясно я понял, что с ней неразлучен я буду…

…Оранжевым крокусом солнце роняет лучи

на травы яйлы и на скалы с названьем – Верблюды.

На степи Селены свет слабый стекает в ночи,

холмы Тарханкута бредут в нём, как будто слепые:

сарматы и скифы, и готы, как тьмы саранчи,

прошли и исчезли во времени, да и другие.

Фиорд Балаклавы всё помнит тела субмарин

стальные, и планы политиков амбициозных,

его, за Гомером вослед, воспевали Куприн

и сам Паустовский – такой здесь для творчества воздух.

А город мой белый у моря лежит на холмах,

он Чехова помнит, в нём Горький бывал и Набоков,

кто только о нём не писал, восторгаясь, в стихах,

сам Бродский ему посвятил знаменитые строки.

Трезубец Ай-Петри, как в рыбу, вонзился в закат,

тот яростно бьётся, трепещет, но всё же слабеет,

и, если по-честному, я, лишь в одном виноват,

что крымскую тему закрыть никогда не сумею…

. ОДНОЛЮБ

 

Повторяться, знаю, плохо,

суд зоилов в этом крут:

повторяется эпоха

склок, предательств, распрей, смут.

Круг  замкнётся, снизим бред свой,

 доверяя вещим снам,

даже, мне сказали, детство

в старости приходит к нам.

Повторяться плохо, всё же

 есть нюансы у всего:

друг на друга мы похожи

внешне. Что же из того?   

И любовь к родному краю

повторяется – так что ж? –

я словами не играю,

я гоню от правды ложь.

И меня в самоповторах

уличаешь ты, а зря:

нет поэтов, у которых

этот грех найти нельзя.

Жизнь несётся то спиралью,

то кружит, то рай, то ад,

грезишь невозвратной далью,

но всегда спешишь назад.

Дом зовёт и город детства,

крепок их магизм и хмель,

никуда от них не деться

хоть за тридевять земель.

Возвращаясь к старой теме,

так шепчу, совсем не груб:

я всегда любуюсь теми,

кто, по сути, однолюб.

Чтоб глазищами сиял ты,

вновь узнав её штрихи,

я опять проулкам Ялты

посвящу свои стихи…