Когда устанет проза жизни перебирать дела, слова.

И злость при всём её комизме уйдёт, как жухлая трава,

оставив пустоту и тщету. И ты оглянешься вокруг,

всю тяжесть осознанья эту держа в ладонях своих рук.

Как обнищавший в одночасье, ты остановишься в толпе

тебе чужой – неблизкой масти, поймёшь, как много не успел,

себя увидишь в дальнем «где-то» – смеющимся и молодым

в то незапямятное лето, что унеслось в осенний дым,

и дальше – снегом – белым, белым уже хлестало по лицу, –

ты был таким в начале смелым, но безразличным стал к концу.

За расставаниями тризны, – белёсым пеплом голова.

Лишь на минуту став капризней, стряхнёшь, как капли с рукава,

мечты утратившейся жалость, печаль финифтевую в ней;

когда всего-то и осталось – не собирать долгов, камней...

Кода на всём на белом свете ветра поднимут снежный бред, –

пускай шумят – природы дети – какой от их забавы вред.

А вдруг в душе растает наледь, и смоет глупости и муть?

Не торопись пока. Весна, ведь, придёт опять... когда-нибудь.