В Венеции, на Пьяцца-дель-Гондола,

Стоял кабак – компании весёлой
Прибежище достойное вполне.
Там собирались граф Казламарчано,
Его слуга по кличке Итальяно
И Чичо Пьяно, сведущий в вине.

Такой затейник был кривой Чичильо!
Одной рукой подкову без усилья
Он разгибал, меж пальцев положив…
И пялились зеваки на паяца,
И затихала дель-Гондола-Пьяцца,
За удивленьем вёсла осушив.

Гребцы казанки ладили к жердинам.
Не пели серенаду синьоринам 
Синьоры в мягких тульях в этот миг.
Смотрели, хмурясь, львы на представленье,
Как Чичо Пьяно учинял мученье
Подкове ржавой, закусив язык.

А между тем на улице темнело,
И площадь вся помалу багровела,
Как рожа Чичо третьей опосля
Чинзано бочки, поданной для пьяниц;
И стал краснее крови Итальянец
И засветился граф, как три рубля.

И стало тихо так в кофейне этой,
Что было слышно муху – и поэта
Чеканный шаг, дыхание его…
И Рейн за ним бежал такой неброский,
Что, не заметив, нервно сплюнул Бродский –
И вмиг попал в Евгеньо моего.

А из окна, где солнышко алело,
Захохотала душка-Изабелла…