Эпитафия

Так и скажите: ругался матом.

Утверждал, что вселенная тот же атом.

Очарованный тем, как за пыльным окошком

падает снег, музицировал кошкам.

Был занозой, по сути, в пространстве открытом.

А по жизни – дырявым корытом.

Звали географом. Пил, как Бахус –

до беспамятства, прежний меняя градус,

что, с учётом последствий, звучит по-дурацки.  

Мог на Багамах, у острова Пасхи,

в Гонолулу шутя оказаться, на ощупь

тыча в глобуса гладкую площадь.

Так и скажите: вдруг взял и помер,

с тенью слившись в объятьях. «Ну выдал номер!»

втихомолку подумав, покойнику в ухо

брякните: «Пусть же земля тебе пухом…».

Благодарен останусь, пожалуй, за оба

афоризма. Касательно фоба

страха не ведал. Не брёл за стадом.

Не был псом, зазубрившим команду «Рядом!».

Или крысой, чуть что, покидающей судно.

Белой вороной, скорее, подспудно,

словно ветер, уверенной в том, что свободна.

Что вольна, куда клюву угодно.

Так и скажите: что лучшим другом

Шопенгауэр был. Что к его услугам

лишний раз обращался, вздыхая с тоскою:

«Мир не подарок…» Подобен изгою,

знал, что имя забудут (а облик тем паче)

в день моих похорон, не иначе.

Крикните в голос: он спёкся. Баста!

Что, устроив мне тёмную, груз балласта

низвели до нуля. Что недаром на смерти,

тайне её был помешан, отметьте.

Констатируйте, взгляд задержав на огарке

восковом: поздно ставить припарки.

Так и скажите: пиши пропало.

Что захлопнулось напрочь, пардон, хлебало

отщепенца. Что выберусь в давешнем виде

из передряги навряд ли. Зовите

квинтэссенцией падали, нежитью. В общем,

как, похоже, и должно – усопшим.

Что просыпался, смешно представить,

в неглиже, понапрасну вгрызаясь в память

и гадая украдкой, восторг или ужас

испытать предстоит мне, и чей, обернувшись,

встречу локон, брюнетки на выданье, скажем,

или всё же блондинки со стажем?

Так и скажите: там тот, который

наторел укрываться в тени за шторой,

вверх челом возлежит. Что вот так, понемногу,

и подошла моя жизнь к эпилогу.

Проводя взаперти уйму времени, словно

брюхоногий моллюск, право слово,

как там, снаружи, забыл. Став диким,

полость глотки карябал застрявшим криком.

В задушевных беседах подобен был язве.

Если и клял свою долю, то разве

что однажды, когда невзначай стала студнем

та, чьим сыном быть выпало блудным.

Так и скажите: на радость сплетням

не дожил до седин. Что весьма не вредным

отмолчаться считал. Вышеназванный принцип

начал блюсти, когда стукнуло тридцать.

До тех пор же тянул на себя одеяло.

Уточните: бедняги не стало.

Дескать, исчез, горизонт событий

одолев, дабы фразе воздать избитой.

Что отчаялся вычислить координаты

тела в пространстве. Любил запах мяты

и сирени в цвету. Разделял участь кукол

в самый пыльный заброшенных угол.

Так и скажите плащу: он вырос

из тебя, образуя из плюса минус,

дабы сниться тебе, притворившему двери

в шкаф платяной, где скорбишь о потере

ты своей, сожалея о том, как известно,

что забота твоя бесполезна.

Вставьте ремарку: мертвец во власти

насекомых. Его разорвут на части.

В том, что мёртв, сомневаться как минимум глупо

было бы слишком, поскольку, от трупа

избавляясь, ногами вперёд горемыку

выносили назло его лику.

Так и скажите: отныне тремор

не ударит по пальцам его. Что тенор

променял перед смертью на шёпот. Что в чистом

буду недолго. И что атеистом

твердолобым скончался. Что так мне и надо,

нынче ставшему жертвой распада.

Дайте отмашку: бог шельму метит.

Что для шельмы был избран банальный метод.

И что вот он каков, результат, не безгрешно

прожитых лет. Что жалел бы, конечно.

Не бегите от правды. Позвольте же людям

в это вслушаться: «Все мы там будем…».

Так и скажите, сглотнув: ему, мол,

уж не встать.  Парень сложится (кто бы думал!)

до размеров, которым, пожалуй, амёбы  

даже не прочь позавидовать. Что бы

ни твердили вы раньше об этом, негоже

верить, будто воскресну я всё же.

К дьяволу! Мне не вздохнуть. И тризна

не поможет. Во веки веков и присно.

Мне кранты! Посмотрите реально на вещи:

то, что на лбу выступает зловеще

за минуту до смерти – потец, иным словом, –

указует на то, что в хреновом,

так и скажите, душа и тело

положении, ибо, ввиду раздела,

скоро будут поврозь. Разведите руками:

мир его праху, зарытому в яме!

Подытожьте же, взглядом скользя по лопате:  

мёртвый, будучи поднят с кровати,

вкопан туда, где полнейший хаос.

Впрочем, как без него? Если вам казалось

очевидным на миг посочувствовать, бросьте.

Не торопитесь наведаться в гости.

Тут их будет побольше, чем уровнем выше

не без дыр в небесах, но без крыши.

Так и скажите: как шарик, сдулся,

отрыгнув в атмосферу. Былого пульса

в нём уже не нащупать, приникнув к запястью.

Встречен радушно прожорливой пастью

обитателя верхних слоёв литосферы,

мёртвый терпит сплошные потери.

Или же эдак: с него довольно.

Жил, вкушал, испражнялся. Теперь крамольна

о дальнейшей судьбе его мысль. Он как особь

сбросил вериги с себя – верный способ

оказаться хоть чьих-то стремлений предметом,

обстановке под стать разодетым.

Так и скажите в буквальном смысле:

зря он в ящик сыграл. Его плоть прогрызли

те, что ниже гораздо по типу и классу.

Цель их – добраться, чихая на массу,

до мозгов очевидца, воздать его связкам.

Впрочем, кем бы я ни был обласкан,

произнесите молчанья вместо:

он теперь сам не свой, из другого теста.

Абсолютный во всём почитая порядок,

землю удобрил в счёт будущих грядок,

потому что материи круговорота

был звеном, как в мелодии – нота.

Так и скажите: сведя избытки,

между делом, на нет, только тень улыбки

сотни ртов обнаружат, вернее оскала.

К слову сказать, без, ни много ни мало,

половины зубов. Что уснувшее лихо

отродясь не лежало так тихо.

Сплюньте: adios! Поминай, как звали.

Заключите, что буду отрыт едва ли.

Что попался. Окиньте-ка мысленным взором

то, чем во времени стану я скором.

Дайте пищу мозгам. Торопитесь, поскольку

в ваши тоже вгрызутся, как в слойку.

Так и скажите: сие надгробье,

на которое падают снега хлопья,

восклицательный знак в совокупности с телом

(тем, что под ним) представляет по зрелом

размышлении, если в разрезе картину

представлять на погибель кретину.

Что, если образно, брошен в кокон,

как у гусениц принято. Что волокон

обрывается связь в бедолаге. Что мёртвым

(образно вновь говоря – натюрмортом)

не хотел становиться, но стал-таки сдуру,

превратившись в немую скульптуру.

Так и скажите: мальчишкой в прятки

был горазд, а нашли старика в упадке

полном сил. Что исчезнет под палочкой точка.

Что от того, чем он был, ни кусочка

не останется впредь. Что ни рая, ни ада –

лишь надгробье над ним и ограда.

Хрен состоявшейся нашей встрече!

Это значит, не ждите, когда на вече

соберётесь, топя наболевшее в горькой.

Я не приду, дебри полости с койкой

перепутав, распят одиночеством. Дабы

приукрасить событий масштабы,

так и скажите: что, с небом дружен,

загремел (это ж надо!) к червям на ужин.

Опрокиньте стакан. Закажите на альте

траурный марш и скорей забывайте.

Я отбегал своё. Моя песенка спета.

Смерть лежала в основе сюжета.

Как ни крути, и ежу понятно:

всё проходит, и я не вернусь обратно

в добром здравии, в виде частот, конденсата.

То, чем я был, испарилось куда-то.

А остался лишь остов, завёрнутый в мякоть.

Да и той не судьба больше вякать.

Так и скажите: ударил оземь.

К вертикальным имея пристрастье позам,  

был, однако, плашмя, между тем, а не стоя

брошен стеречь рыхлый пласт мезозоя,

уподобленный быстро остывшему блюду.

И что был... А точнее – не буду...

Виталий Жаров, 2018

Сертификат Поэзия.ру: серия 1749 № 132777 от 24.02.2018

0 | 0 | 913 | 22.11.2024. 02:19:25

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []