Когда-то дед любил попотчевать приезжих

вишнёвым молодым искрящимся вином.  

В сухих простых словах, вдруг, оживала нежность,    

пока своим гостям он говорил о нём.

Он наливал вино в убогую посуду,

но первый же глоток давал порыв душе.

И было это всё так далеко отсюда,

Как будто не со мной. И было-ли вообще?

…

Движенье облаков растягивает время,

где музыка, как мёд усталых поздних лир.

Ты помнишь ли, когда и где ты про́жил с теми,

кто сердца твоего настроил хрупкий мир?

Исчезла суета. И обречённо счастлив,

Ты слышишь, голоса из прошлого зовут.

Они давно не здесь, но обладают властью,

Подобной, что хранит сапфир иль изумруд.

Кто были для тебя они, и кто для них ты?

И почему теперь блестят твои глаза?

Спросить бы у совы, что спит на ветке пихты,

но мудрость – не свою – тревожить зря нельзя.

Брожение вина – процесс меланхоличный –

Склоняет рассуждать о смысле бытия.

И я, когда-то тот – ещё юнец столичный,

Теперь совсем другой – состарившийся Я.