Автор: Виталий Жаров
Дата: 28-10-2017 | 12:45:25
I
Не взыщи, свет мой зеркальце! Знать, на ладан
дышит субъект, что воздал икоте
в амальгамы коварном твоём налёте
не без трещины. Будь этот день неладен!
Да простит меня дух, средоточье ссадин.
Разговор с двойником предстоит о плоти
бренной. Физики учат тому, что тело
в трёх ипостасях кукует: пара,
твёрдой массы и жидкости. К слову, пара,
сколь ни совестно, дров наломать успела
опосля связи предков в конце апреля.
Остаётся лишь та, что вовсю Икара
грезит подвигом. Тело себе в конечном
счёте стремится найти замену,
прежде нежели вовсе покинуть сцену.
Но и это обличие строго вечным
не бывает, подобно недолгим встречам
или ждущему парнокопытных сену.
II
Выбираясь на свет опосля закваски,
плоть поручает себя вначале
силе крика. Но счастлива плоть едва ли,
свой мучительный выход предав огласке.
Что мы видим? Ба, тело уже в коляске!
Значит, кое на ком тут и впрямь бывали.
Постепенно о чаде своём природа
нас понуждает мечтать, свои же
дабы дети наш труп со словами «Ближе
никого…» хоронили, являясь рода
продолжением зыбким. И лишь на фото
будет плоть лицедействовать. Время слижет
горемыку с земли. Дай-то бог, негромко.
Нет, неспроста до поры сидела
плоть в утробе открывшего мир ей тела.
Неспроста в свой черёд назовёт потомка,
ибо дальше предсмертная будет ломка.
Цель, по сути, одна – избежать пробела.
III
Обстоятельств не рада отнюдь стеченью
плоть. Лабиринт головного мозга,
чья ветвистая схема весьма громоздка,
за отсутствием выхода скован ленью,
на слияние сетуя плоти с тенью.
Дел по горло, а лет остаётся горстка.
«Я» обтянуто кожей уже с пелёнок,
не торопясь изнутри наружу
выползать. Что скрывает коробка мужа
черепная супруге назло? Ребёнок
не помеха. Сей лёд, безусловно, тонок,
но обоих, возможно, ласкают вчуже.
Разве тело кричит «Заходите в гости!»
всем любопытным? Ни в коем разе.
В каждом теле живёт нечто вроде мрази –
Минотавра, Тесеевы плоть и кости
с непосредственным видом (авось не гвозди!)
между делом жующего. Жаль, но разве
IV
так уж много мы знаем о нашем теле
суетном? В целом, увы, немного.
Что слова из него, как поток из рога
изобилия, льются, чего о деле
здесь не скажешь. Тела, исторгая трели,
в основном привыкают пенять на бога.
Телу нашему несколько поз известно.
Что характерно, себе же роя,
скажем образно, яму ввиду покоя,
параллельную тверди мы примем вместо
двух оставшихся – впредь навсегда. И в кресло
больше тело не сядет. И лист алоэ
не спасёт. Оболочка дурнеет наша.
Чем же дурней, тем она моложе
представляться хотела бы. Ну негоже
телу, что с неких пор избегает пляжа
и которому манная светит каша,
обретаться в поношенной слишком коже.
V
То, что из зазеркалья глядит согбенно,
раньше устало, чем надо было.
Плоть имеет в виду не, простите, рыло,
но рассудок, чья масса особо ценна
для неё, как заметил бы Авиценна.
Равно спереди, с флангов обоих, с тыла
тело крошится. Тело познало меру
многим вещам и себе подобным.
Горький привкус во рту о краю загробном,
где не сможешь спасибо шепнуть Амперу,
призывает задуматься, смерть на веру
наконец-то приняв. Привыкая к пробам,
юность врёт: «Не спеши – ещё будет время!»,
так проносясь, что хватает духу
лишь на то, чтобы, скажем, прихлопнуть муху
да посеять при случае в ком-то семя
размножения ради инстинкта, племя
навязать умудрилось который уху.
VI
Словом, плохи у тела дела. Недаром
щупает время его, ломая
облик давешний, как пирамиду Майя.
Телу грустно. Становится тело старым,
дабы, веки смежив, обратиться паром,
ибо финишной стать норовит прямая.
Тело трётся о простыни, двери, воздух,
кипы бумаг, о другое тело
в разном качестве: предка, когда созрело;
или старца со взглядом, погрязшим в звёздах;
или юноши, что ощущений острых
в книге страшной о призраках ищет смело.
Зачастую же плотью пустая трата
времени движет. Но плоть нисколько
не жалеет об этом. Подумать только!
Нынче, как и в далёкие дни Сократа,
плоть свободное время прикончить рада,
ни малейшего в оном не видя толка.
VII
Время мстит. Натыкается плюс на минус.
Тело однажды ударить оземь
крика ради «Ногами вперёд выносим!».
Превратиться рискуя в предмет навынос,
тело бредит врачом. А бывало, снилась
и не более, телу седая осень.
По мозгам долбит дятел. На сердце горько.
В теле погода заметно хуже
той, которая месит листву снаружи.
И уже не поможет ему касторка –
телу, ждущему с ужасом в рамках морга
пресловутого вскрытия. Нет! К тому же
затянувшихся шрамов пестрит на теле
чуть ли не сеть, впопыхах с размаху
обретённая некогда телом, праху
не готовым пока что воздать. Ужели
исключением будет оно, с постели
тень поднявшее, чтобы надеть рубаху?
VIII
То, что там, в зазеркалье, чумного типа
напоминает вовсю, ей-богу.
Словом, тело состарилось понемногу.
А морщин-то, морщин! Будто юность – липа.
Тело, видимо, снится кому-то, либо
подошло к бытия своего итогу.
Думай, что разглагольствуешь. Фразу эту
можно легко приурочить к сфере
постулатов. И всё же, что если пере-
осмыслению вверить её поэту,
усложнив до предела? Итак, диету
соблюдай по возможности, то есть двери
на запоре держи, а иначе тело
выдаст некстати себя, как мыши,
семенящие к сыру из тёмной ниши.
Лучше телу и вовсе сидеть без дела.
Ведь недаром же эпикурейцев грела
аксиома учителя «Будь потише!».
IX
Тело к духу взывает: «Старею сдуру!».
Дух отвечает ему: «Быть может…».
Чу! При мысли о смерти мороз по коже
пробегает у тела. Уже фигуру
затрудняется тело блюсти, гипюру
предпочтя грубый хлопок. Немногим позже
дух конкретней становится: «Дважды в луже
не, - говорит он, - сидеть и баста!
Эй, на финише будет трудней гораздо,
чем на старте. Сечёшь, бедолага? Ну же!
Не мешало б тебе поясок потуже
затянуть, потому как теперь не часто
будет повод кривляться в заглавной роли…».
Тело икает всё реже, реже.
Беспокоят его по утрам всё те же,
заставляя мычать, головные боли,
суть похмелье. Подобный сырцовой соли,
тишину разъедает зубовный скрежет.
X
Тело дышит на зеркало, корча рожи.
Всё не торопится дать покоя
телу странный вопрос без ответа «Кто я
и кому, кроме зеркала, всех дороже?».
Как бы ни было там, а стоять негоже.
Тень плетётся вблизи, ни черта не стоя.
На ремарку закрыв, что мечтать не вредно,
омуты глаз, тело в прошлом снова.
Где ты, прошлое? Телу до слёз хреново.
Рядом глобус, чья площадь почти бесцветна.
Тело, путь свой начав от вулкана Этна,
утыкается зенками в мыс Дежнёва.
В теле страх перед горсткой земли с крестами.
Дело не в них, но в самой работе,
что под ними ведётся. Когда-то к плоти
с любопытством прекрасные липли дамы
всех мастей. Где их нынче? Мораль сей драмы
такова: клетки тела, вы все умрёте!
XI
Жизнь проходит. Того, что уже успело
сбыться, не хватит на песню даже
или строчку из песни. И разве так же
годы жизни своей провело бы тело,
если б та повторилась? Белее мела
тело грешное, дух же чернее сажи.
Годы мчались. Но кто отродясь берёг их?
Факт налицо. Отказать не в силе
приближению к тесной своей могиле,
плоть не ищет путей, как известно, лёгких.
Дуба даст она либо от рака лёгких,
либо, скажем, от язвы желудка. Или
вообще надлежит ей попасть в инферно,
упаси её бог, при довольно странных
обстоятельствах, не было коих в планах.
Неспроста тело принцип считает верным,
помня, как это больно – серпом по нервам,
одиночеством сумму природных данных
XII
ограничивать. Взор задержав на взгляде
в зеркале мутном, волос персона
уцелевших остаток считает сонно.
Блажи редкой помимо, мучений ради
существует персона. Сей вывод, кстати,
очевидный оспаривать нет резона.
Словом, тело с челом, простынёй накрытым,
горя хлебнувши ушат в дороге,
не очнётся – протянет короче ноги,
чтобы счёт увеличить надгробным плитам,
чья простая задача – втыкаться в битум.
Беспредельно устав от своей изжоги,
горячительным давится тело мерзким.
Тело не помнит минуты хуже.
Впрочем, телу, по сути, никто не нужен.
При наличии зеркала разве не с кем,
проявляя живой интерес к бурлескам,
разделить возмутительно скромный ужин?
XIII
«Вальсы» Штрауса «Траурный марш» по ходу
действия сменит. Респект Шопену.
Можно, стиснув две челюсти, лезть на стену.
Можно даже Фомою прослыть, что сроду
голым фактам не верил, поправ природу.
Но поможет ли это с прилипшей тенью
разомкнуться в конце-то концов? Едва ли.
Бряцая костью (авось не хрящик!),
плоть сыграет однажды в сосновый ящик,
прекращая навеки свои печали.
Ах, как время неспешно ползло вначале!
И как резво оно поскакало дальше
по инерции. Экая амплитуда!
Крика не выдержа, рвутся связки.
Что мы видим? Ба, телу не встать с коляски!
Значит, станет оно чем-то вроде блюда
опосля похорон. Значит, будет худо.
Тело делает вывод: оно не в сказке.
XIV
Так чему учит опыт? Что плоть живая
станет однажды продуктом тлена,
омертвев, будто древней ольхи полено.
Бытие – это, к слову сказать, кривая,
что пробелом кончается, обрывая
в рамках времени пройденный путь мгновенно.
В интонации голоса то ли старость,
то ли теряется где-то голос
у границы с гортанью. Мой русый волос
призадумался, сколько ему осталось
до седого ещё без учёта пауз?
Плод, бесспорно, созрел. Но пока что холост.
Чем дряхлее он, тем бесполезней семя.
Разум к мудрёной склоняет речи.
Но, что скверно, ничьих уже ног на плечи
не возложишь свои. Только долбит в темя,
словно дятел, ремарка «Эх, было время!».
Хоть залейся слезами – не станет легче.
XV
Было слово вначале. За словом фраза,
к Древней приведшая мысль Элладе.
Так, рассудку подумалось вдруг о саде
Эпикура, учившего раз от раза:
дабы в страхе его силуэт не трясся,
телу следует быть (и не столько сзади,
сколько спереди, в области рта) потише.
Впрочем, впоследствии плоть ни грамма
больше весить не будет. И в этом драма
(та, которой отнюдь не нужны афиши),
от балды сочинённая кем-то свыше.
Что же телу осталось? Держаться прямо.
«Эй, - орёт отраженье, - memento mori!»
Просто memento о чём-то тоже
здесь пришлось бы, наверное, кстати. Боже!
Как стремилось быть тело ведущим в хоре.
И каким оно станет себе на горе?
Содержимое, помни о бренной коже!
Виталий Жаров, 2017
Сертификат Поэзия.ру: серия 1749 № 130277 от 28.10.2017
0 | 0 | 1108 | 22.11.2024. 06:06:34
Произведение оценили (+): []
Произведение оценили (-): []
Комментариев пока нет. Приглашаем Вас прокомментировать публикацию.