Нордомания

Н. П.

-1-

Moon

Разбери мирозданье по пунктам,
на норвежское небо помножь,
и получишь не что-то, а Мунка -
скандинавскую лунную дрожь.

Не простую тоску околотка
и не просто простуду души,
но идёт-не проходит чахотка,
архаическим платьем шуршит.

На щеках - розоватые пятна.
Белый пепел упал на глаза.
Над землёю горит, многократно
превзошедшая солнце, слеза.

Но - горит и не светит при этом
(это я про неё, про луну),
что гораздо заметней поэтам,
вообще - всем идущим ко дну.

-2-

Скандинавия

Время - губит, остальное - лечит.
Неужели больше никогда
не обнимет палевые плечи
света заоконного вода.

Это - не сейчас и не отсюда,
это из чахотки и беды
лепится телесная посуда,
полная душевной лебеды.

У зимы нелёгкая походка,
а у смерти - влажная постель.
Помнишь лето - берег, дюны, лодка,
чернотой бормочущая ель.

Синим, фиолетовым, лиловым
на границе "это" и "ничто"
пролегло единственное слово
узкою тропинкою пустой.

Чёрные значки портовых кранов,
христианства пепел голубой.
То, что начиналось как нирвана,
как-то враз сомкнулось над тобой.

Посмотри на ночь глазком дантиста -
боль зубная у неё в любви.
Как потом о вечном и о чистом,
если это чистое кровит.

Но побудь со мной ещё немного -
и побалуй дымкой и дымком.
Чем с тобою дальше я от Бога,
тем точнее с Богом я знаком.

-3-

Снова Мунк

Белая ночь не горячка - белее
первого снега и горлинок бреда.
"Тихо проходят они по аллее", -
тихо бормочешь под крики соседа.

Бьётся посуда, летают тарелки -
левым плечом овладевший чертёнок
очень настойчивый, даром, что мелкий,
очень тяжёлый, свинцовей потёмок.

"Тихо проходят они...." С недоумком
жить тяжело за соседнею стенкой.
"Тихо проходят...." Напичкаюсь Мунком,
видевшим всё - над золою и пенкой.

"Кто бы меня пожалел?" - он не спросит.
Сам пожалеет с улыбкой надменной.
Скоро уже начинается осень.
Скоро? Она наступает мгновенно.

Только за окнами было белее,
чем седина, чем душа у младенца....
"Тихо проходят они по аллее.
Кровью алеет зари полотенце."

-4-

Skumring

Комната. Сумерки. Койка.
Всё жутковато спросонок.
Сколько? Без разницы. Столько,
что умирает ребёнок,

где-то в районе гортани.
Сумрак - урчащим желудком.
Нет ни простора, ни граней -
это как раз-то и жутко.

Это как раз и жестоко.
Сразу - и жёстко и жидко.
Пытка желудочным соком
сумерек - страшная пытка.

И отражаясь в глазницах
полулитрового страха,
в небе болтается птица,
белая, словно рубаха.

-5-

Мунк Ночь

Это - не мадонна Боттичелли,
не почти прозрачный силуэт.
Обглодало вечное теченье
скандинавской полночи скелет.

Обглодало до такого блеска,
что, хотя закутана она
в занавеску, через занавеску
каждым сухожилием видна.

Белизна, а там - за белизною -
чернота, чернее, чем чума.
Вот он и сгущает паранойю,  
живописец, съехавший с ума.

Может быть, чума, а может, чумка,
то, что у безмолвия внутри.
Поищи подробности у Мунка,
сквозь его глазницы посмотри.

-6-

Частица

На картину северных идиллий
посмотри слегка наискосок
и увидишь девочку из пыли,
девочку-пылинку-волосок.

Жить и жить бы - широко и плоско,
только.... И не знаешь, что сказать.
Девочка - пылинка и полоска
озарила стенку и кровать.

Посмотри направо и налево -
жёлтые обои, лампы муть,
жизнь твоя, дыханье, то есть - Ева,
открывает маленькую грудь.

Эта грудь из воска и обиды.
Всё пройдёт, расплавится не всё.
Тишина, не подавая виду,
каждый вздох запомнит и спасёт.

Каждый вздох. Как будто это надо,
чтобы возвращалась навсегда
беглая частица листопада
к некогда покинутым садам.

-7-

Belle Epoque

Сосны, вербы, каштаны и клёны -
а над этим, деревья затмив,
ядовито сверкает зелёным
скандинавского неба разлив.

Ядовито не значит, что плохо.
Просто, всё, что могла, перебрав,
в результате приходит эпоха
к предпочтению снов и отрав.

Всё-равно, по законам науки,
выдыхаются яды и сны
за мгновенье до вечной разлуки
с декадентской тоскою весны.

-8-

Moon-2

Были пьесы, были бакенбарды,
были пьесы вроде бакенбард,
и сияла лунная кокарда -
самая большая из кокард.

Были, были, были, а остались
лунный свет и женщина во мгле,
сумерки, которые прижались
к самой одинокой на земле.

Второпях написаны, с наскока,
но зато понятно, что закон
"всё на белом свете одиноко"
в сумерках умножь на миллион.

И получишь кредо, символ веры -
если не осталось даже слёз,
пьесы, бакенбарды и портьеры
не воспринимаются всерьёз.

И луна - не яркая железка,
тёмного чего-то железа.
И от лимфатического блеска
наплывает горечь на глаза.

Всё уже ни радостно ни жутко.
И кого потом ни позови,
выйдет незатейливая шутка -
ничего не выйдет по любви.