Вороны и ласточки

 1. (Вороны)

Зазеленела жизнью плаха - выносит птаха яйцо для страха,
во зло крещенскому морозу свою угрозу метаморфозу.

Мираж – видение - икона? В зените чайка – «Ливингстона»,
но это время не для чаек, а то, что выше за молчаньем -

за тишиной - за облаками, все наши мысли сводит в камень,
все безрассудства и поступки - как дым давно погасшей трубки.

Ведь - войны, беды и невзгоды, всё можно счесть двоичным кодом,
счесть всё, что будет - моментально… (и в этом есть большая тайна!)

Но чтобы тайне приоткрыться добавь к нечЕту единицу
и под палящими лучами, стать альбиносом среди чаек!

(так, вспомнив вновь о Джонатане, мысль прорывается к гортани)


Пред нами - город в синей дымке, как на рождественской картинке,
пространство в белой паутине стекает в акварель картины.

Трубит труба, гремят литавры, люди подобные кентавры -
эксперты боли, мэтры пыток - не раз работая в убыток,

где допоздна, а где ночами с мешкообразными очами
чуть-чуть торжественно и хмуро ведут – Авгура, тень фигуры 

ползет пятном вдоль эшафота. В руке свеча – в пол оборота
ладонь над гаснущей свечою - мирятся роковой ничьёю.

Бьют в барабан, шипит волынка, в глазу слезинка, как соринка,
влечёт толпу до места казни - без сожаления и боязни.

Кого казнят? (не знаю точно) С цивилизованно-восточной
жестокостью – невосполнимой. И ветер в праздной пантомиме

гоняет листьев жёлтых пару - как прежний смех по тротуарам,

где их влечет все выше, выше - где от тепла раскисли крыши,
где от предчувствия повтора скатилось яблоко раздора.

Слегка эффектно, эпатажно, глашатай раскрывает важно
из недр футляра тонкий свиток - текст начинается с молитвы.

- Сей муж сознательно и часто, вразнос критиковал начальство,
чтоб сеять в массе ложь и смуту, за вред - вменяемый ему тут:

(предался он порочной связи в последней фазе лжи и грязи)
себя обрёк на истязание, за то, что лживы предсказания,

но в счет голов над частоколом, утешит нас последним словом.
Свеча в ладонях догорает - все замирают... Часть вторая.


2. (Ласточки)

То, что мы канем – в речку камень! Где забесплатно, с кулаками…
соседей загодя калеча - косноязычием, красноречием.

Нам мало - Мира, пресна - смута, да все мы тут-то полминуты
зарифмовали как «столетье». На черной ленте в трафарете  

вкрапление белых незабудок. Будите - Буду! Спать не буду.
От созерцания до мерцания во всём всесильно - отрицание.

Как основание и вершина (в делах иных - непогрешимых)
наш сон летает над водою - чтоб радость скрещивать с бедою.

Без поражений нет салюта, «Я» - есть предел для абсолюта,
межа, что ищет передела - в пути сознания вне тела, 

где в пряже нить мала и тонка! Сон не рожденного ребенка  
для круговерти - новый камень? Жизнь искупается стихами?

Стихами - что правдиво лживы? (их повторяет одержимый)
до немоты, до истощения - в витке словесного вращения. 

Себя надеждой уничтожив, помилуй нас в прозрениях, Боже,
чтоб рассмотреть всю кучу - в скопе, под телескопом, в микроскопе.

(сведя прямую с уголками) Жизнь искупается стихами?
Самосожжением – повторением - за холодом стихотворения.

Где злое зеркало разбито, в кровь - придаток реквизита
(чужое - пятое калено)  генома мысли во вселенной.

Уже гремят крюки и цепи! И если смерть – есть смысл у цели -
то, что назначено судьбою – грех, не смеяться над собою!

Грех не смеяться, не смеяться - без возмущений и вибраций,
жизнь - ветром сорванный листочек, в геноме многих многоточий.

И это повод расставаний? (существова…) существований...
(простите: дальше слов не помню) но боль рифмуется с любовь.

Всё остальное – под запретом! Дам напоследок два совета: 
не ври за так, не спорь пол силы - у свежевырытой могилы

сорвёшь сорняк - падёт элита - слезой излитой для гранита,
где не простит и не осудит - чужбину судеб - пришлый судя… 

Владимир Рояко, 2016

Сертификат Поэзия.ру: серия 1686 № 123202 от 29.10.2016

0 | 0 | 1365 | 17.11.2024. 19:41:51

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []