Тут, где стайки нить скользит по небосводу,
схваченная серым кулаком,  
одиночество в дверях лакает воду,
не спеша, собачьим языком.
И без ветра с клёнов чахлых быстро
опадают листья на жнивьё –
одиночество, как будто Монте-Кристо,
собирает золото своё.
С веток скатываясь, наполняю воды
кровью дождевой сосуды ям…
Где нет выбора и нет иной свободы,
кроме рабства календарным дням,
где последний коростель, молчком, ныряет
в травы с красной дырочкой в боку, –
одиночество себя не потеряет,
вдавленное грифелем в строку.