Бамбуковая свирель заката

      Лишь тот, кто не стремится оказаться впереди всех,
            может освободиться от ошибок.
               Лао-Цзы: «Книга о Дао и Дэ»


一 

(yī).
Короче «бзы...» нет звука в Поднебесной,
Лао-Цзы на муле, вверх, по тропке тесной  
взбирается туда - где на востоке
из тучи Солнце, как в калейдоскопе,
бросает луч - то в пропасть, то на гору.
Ему уже давно открыться в пору -
за темнотой преобладает кротость,
а остальному достаётся - норов.

Под ветром, что усилился до гула,
Лао-Цзы пытливо созерцает спину мула,
поскольку знает: сколько вдаль не целься,
всё поглотят снега и эдельвейсы.
Вот так же в зыбь затягивает камень
за то, что Мир отягощен учениками
с пискляво-комариным убеждением,
что все открытья сделаны руками.

二

 (èr).

О, если бы не тягость к знанию - скука
могла сравниться с прочностью бамбука.
«А жизнь без скуки…» - утверждают греки:
«...подталкивает к новой ипотеке!».
Душе, не зря, дано переродиться
из человека в мышь, из мыши в птицу,
не исключая важности забвения
в гравюре выцветающей страницы.

В двадцатом веке жителю востока
от прочности бамбука больше прока
для усиления лавок и лежанок -
замученных любовью парижанок
и если дальше скрыта запятая
(иначе: как иллюзий не питая)
за вычетом семь первых дней Творения,
всё остальное сделано в Китае.

三 

(sān).
Так ненароком в росписи кувшина,
находишь логотипы: «Made China».
Что утаил от мира Император
равно числу его электората -
в Китае знают, из какого сора
здесь улучшают качество фарфора,
в рывке прогресса - спящем на вулкане,
раскручивая «Млечный Путь» в стакане.

Гармония и хаос в чашке чайной
водоворотом скрыто неслучайно -
как может показаться очевидцу
жующему в сторонке чечевицу.
 Старательно, всю массу измельчая
 зубами - пожелтевшими от чая,
 с изжогою от горнего фастфуда
 его вот также кто-то изучает.

四 

(sì).
Тут поневоле хочется скривиться,
куда не глянь безрадостные лица:
(Хусейны, Пиночеты и Пол Поты)
шедевры современной терракоты.
И если грянет «Третья Мировая»
безумств, своих, гримасу открывая,
за обладание - акром чернозёма,
всё надо принять трезво сознавая.

Что сквернословить и плевать с балкона
особенно опасно в год Дракона,
(с прививкой от желтухи и лишая)
(фэн-шую и кун-фу не возражая)    
после пролитых слёз и покаяний,
прошедший ужас перемирия с воробьями -
перевернуть своё мировоззрение
опасно даже с птичьих расстояний.

五 

(wǔ).

Сильнее водки с пивом и укола
сей парадокс усилила партшкола!
Тут, если пролистать цитатник Мао,
в чём многие, как я, не понима… (О!)
Проплыв полсотни километров брасом
без ласт - не на спине, не на матрасе.
Не понимая, что же он затеял,
внушил свое не понимание массам.

Так в чём же парадокс великой силы?
Молчать! Молчать! О чём бы ни спросили:
про дом, про жен - разносторонность связи
толкнувшей мысль к причине - эвтаназии.
Дао вместе с Дэ, раздавленные этим -
болезненном открытием, при свете,
мешая варианта суицида,
жизнь, как болезнь донашивает в детях.

六 

(liù).
Здесь, в азиате, выделить китайца
поможет скромность и заноза в яйцах -
в момент блаженства на границе срыва
его демографического взрыва.
Ценой усилий, в частоте движений,
без сдержанности – «ты не совершенен!».
О, ужас, если всё это предвзято
в лингвистике пастельных отношений.

Пусть плох роман, зато прекрасна повесть!
Скажи Гонконг: «За, что же мы боролись?»,
в отсутствии покоя и интима,
как трудно в мире выбрать побратима.
К глотку вина легка - щепотка риса?
За всю изнанку их же компромисса?
Жаль, невозможно выведать про это
у бронзового Глеба и Бориса.

七 

(qī).
Ведь хорошо встречаться двум влюблённым
в стране большой и густонаселённой!
Ведь хорошо - что лето за весною
обогащает лица желтизною!
Ведь хорошо, в закусочной хмелея,
в нирвану запускать зеленых змеев!
Спасибо змею - панды не летают:
такая философия в Китае.

Пусть нитке не угнаться за иглою,
чьё расстояние скрыто желтой мглою,
как стало тесно, ныне, в Поднебесной
и это: повсеместно, повсеместно…
(Не обольщайтесь, что слова транжирю)
но здесь, так испокон веков и жили:
детей плодили - измельчали в порох,
натруженные связки сухожилий.

八 

(bā).
Так не понять Китая иностранцу
не отделив от черепахи твердый панцирь
безжалостно в проявке негатива:
чем зорче взгляд, тем уже перспектива
Здесь знают эту помесь - счастья с пыткой      
в употреблении червя или улитки
«Китаем правит голод любопытства» -
 иероглиф для цветной открытки.

Поэтому, не заблуждайтесь в легкой форме,
что всё благое всем несут реформы!
Где рядом под Стеною спорят трое
парит - вопрос: «А кто это построил?».
Экскурсовод ответит: «Император...»
и до ушей натянет респиратор -
на доброе лицо капитализма
социализм ушедший безвозвратно.

九 

(jiǔ).
Поэтому: тут реже нужен праздник -
тому, кто не сторонник смертной казни,
ведь если по-хорошему вникаешь,
к хорошему не сразу привыкаешь.
Но до открытья в детстве пластилина
навоз был первым? Или первой глина?
Не раскрывая тонкости ответа -
где, до балета была пантомима.

Не оттого ли – страсти и интриги
Лао-Цзы сознательно замалчивает в книге?
«Что лучше – не сгибаться, иль не гнуться?» -
бессмысленный вопрос задал Конфуций,
ведь не откроешь – ветру, урагану
про чае питье с теми же врагами.
В чём важное открытие мордобоя?
Мир сам мостит дорогу кулаками!

十 

(shí).
В природе завихрений и течений
есть множество своих ограничений,
как выше, до размера отступление,
за будущее место преступления.
Пускай на счастье только чашки бьются
в преддверии крестьянских революций.    
Отягощённость - истина прозрений
сердечных вздохов и ночных поллюций.

Так ненависть, гордыню и влюбленность
черпает в мире неопределенность.
Но стоит ей на ком определится:
всё остальное обернётся в птицу.
Мул засопел и покосился хмуро:
(кому - вожжа, кому - акупунктура)
пока дремал на нём великий мастер
он тоже - одиозная фигура!

十一 

(shí yī).
Он промычал? Нет - промолчал достойно:
ему - лужок, да сытым спать у стойла,
любить коров с широкими боками,
одну из них ему напомнил камень
покрытый мхом загадочного цвета.
Ему – лужок и вечность до рассвета,
с мелодией бамбуковой свирели
томительно мечтать в закате лета.

Пока есть облака на небосводе:
где всё теряем и опять находим,
на том лужке вскипает зелень в соке,
не замечая, как в котле высоком,
парит орел - под облачною крышей -
и взгляд его настроит - четко - свыше,
на разрешенную способность под волной люпина
передвигаться любопытной мыши...

Владимир Рояко, 2016

Сертификат Поэзия.ру: серия 1686 № 121196 от 17.07.2016

1 | 0 | 1143 | 18.12.2024. 21:48:58

Произведение оценили (+): ["Рута Марьяш"]

Произведение оценили (-): []