Из цикла: женские имена

Людмила Колодяжная

САФО

«Обула Сафо пестрый сапожок..»
Осип Мандельштам

Облаков разорванный простор
никаким лучом теперь не сшить их
Снова затевает разговор
с памятью какой-то небожитель
.
Коль ушла из жизни благодать
если день похож на грустный очерк,
к устью строчек – мне не добежать,
потому, что дни короче строчек.
.
Оставляет луч ночной – ожог
на странице, что была нетленна,
где найти мне пестрый сапожок,
как у той, Сафо из Митилена...


МЕЛХОЛА

«Давид взяв гусли играл, и отраднее становилось Саулу и дух злой отступал от него» (1 Книга Царств ст. 23)


Порою ждешь, чтоб всё уснуло,
чтоб тишиной свечу задуло,
пробились лунные лучи,
чтоб за печатью дней, за гулом,
сквозь мглу столетий различить –
о чем Давид поет Саулу…

Какою силой мог он, отрок,
рассеивать потоки мглы –
ведь песни путь, как жизнь короток,
и злом обвиты все углы…
Но перед тем, кто сердцем кроток

сдается зло… И лишь Мелхола,
ко прочим женихам суха,
не избежав судьбы укола,
клянет Давида-пастуха,

но от предчувствья сердце ноет,
и, странным пламенем горя,
она мечтает стать женою
то ль бедняка, то ли – Царя…


АВИСАГА

«Когда царь Давид состарился, ... то покрывали
его одеждами, но не мог согреться. ...и нашли Ависагу , и привели ее к царю. Девица была очень красива, и прислуживала она ему; но царь не познал ее.» (Третья Книга Царств, 1)


Как талый снег, клубилась
влага
девичьих слез – бедой-обидой,
когда любилась
Ависага
с дряхлеющем царем Давидом,

крылом-рукою укрывая,
как ангел,
царственное тело,
дитя, от слез едва живая,
себя оплакивая,
пела...

Свивалась
тень от юных линий,
но царь, тепла
уже лишенный,
перед пастушкой
был бессилен –
женой, воздушно-
обнаженной...

Клубилась влага
снегом талым –
девичьих слез, росой пролитой...
Свой свод свивала Ависага ,
устало,
над царем Давидом...


МАРИЯ-МАГДАЛИНА

Магдалиною путь отгадан,
дрожью шага остужен порожек,
с алавастром идет она – с ладаном,
от порока – к порогу Божьему.

Длинный путь укорочен строго...
Кто осмелится камень бросить?
От упрека – восходит к уроку
краткой притчи, к ответу, к вопросу,

чтобы строки вскрывались, как вены,
чтоб по Слову – был каждый узнан,
чтобы лился елей драгоценный,
пролагая в бессмертие русло.

Утра ладан дымит над долиной...
Отметая былые упреки,
Магдалина идет Магдалина –
пыль былины блестит на пороге.

ЭВРИДИКА

Об оглядке не надо думать,
как минуты, дыханья сверим,
Эвридикой-тенью бесшумной
я иду по лучу доверья.

Я иду за тобой, как слово,
ведь душа не имеет веса,
лишь браслетов звенят оковы
у вожатого, у Гермеса.

Каждый шаг мой похож на шепот,
Эвридикой-тенью пугливой
я иду за тобою чтобы,
совпадали шаги счастливо.

Мой Орфей никогда не узнаешь –
Эвридики-тени безгласны –
что меня к небесам поднимаешь
зовом-голосом – ежечасно...

ДИОТИМА
(провидица из «Пира» Платона)
«Откуда же эта печаль, Диотима...»
Борис Пастернак
   
Откуда ж – чужая печаль, Диотима?
Любовь –это жалость, которой не ждешь.
Как Имя простора – неотразима,
как голос, которым унижена ложь.

Печаль, словно пепла горсть – горькая мера,
избыток – на спелые хлопья умножь.
Сметая ненастья сквозную портьеру,
Вторженьем небесным, похожим на дрожь,

сестра-Диотима, как ангел, предстанешь,
натянутой нотою-нитью прошьешь
пространство и строки изранишь
пророчеством новым, и в строки уйдешь.

Уйдешь... Со слезами сорвется завеса
твоим предсказаньем, опасным, как нож...
О, дева, возлюбленная Зевесом,
Сбывается -– правда, а царствует – ложь.


СОЛЬВЕЙГ

Звездный луч прольется солью,
свет оставив на судьбе,
я сегодня – буду Сольвейг,
прибежавшая к тебе.

Я приду к тебе на лыжах,
когда кончится пурга,
чтоб огонь увидеть рыжий
сквозь оконце очага.

Я мелькну легко, как веха,
на пути, на рубеже,
чтоб войти осколком смеха,
вспыхнувшим в твоей душе.

Я найду твою избушку,
на опушке, близ сосны,
пусть любовь над нами кружит,
вечерами – до весны.

Чтоб не знали – ночь ли, день ли,
что нам делать? – встать, уснуть…
Чтоб могла неслышной тенью
сквозь калитку ускользнуть

в жизнь свою, где солнце брызжет,
неподвластное судьбе –
от тебя сбегу на лыжах,
от тебя сбегу – к себе…

ОФЕЛИЯ

За престол, ты, мой принц, был продан,
  но тропа за тропой спадала,
  мне цветы попадались под руку,
  и из них я венцы сплетала.

  Вдоль ручья без речей бродила,
  нареченная, в белом платье,
  и венки оставляла ивам
на ветвях, на руках, на запястьях.

  Вкус речей искалечен и горек,
  и ручья прозрачно объятье,
  но меня ты любил так, как сорок,
  сорок тысяч – не смогут братьев.

  И в последний круг ожерелья
я вплетала лилии влажные.
  Только кликни – и лик Офелии
отзовется в заводи каждой.

  Те венки , что для жизни свиты
брось на смертное покрывало –
помнишь, голос мой рос в молитвах,
в час, когда тебя вспоминала ...

МАРГАРИТА

«Слушай беззвучие, слушай...» –
память рыданьями смыта.
«Плещут нам райские кущи!», –
шепчет, смеясь, Маргарита.

Сад, невесомые чащи,
рай для любовников верных,
тех, что наполнили чашу
древнею кровью фалерна.

«Яду мне, Господи, яду!» –
только страданье бессмертно,
неотвратима прохлада
и тишина Того Света.

Время цветения вишен,
берег средневековый,
слушай же, слушай затишье,
пали земные оковы.

Здесь завершается чудо –
дом и зажженные свечи,
сон охранять твой я буду
завтра, сегодня и вечно.

Сброшен страдания камень,
пали земные оковы,
там – гаснет грешное пламя,
здесь – несгоревшее Слово.

Людмила Колодяжная

Из цикла: ЖЕНСКИЕ ИМЕНА

САФО

«Обула Сафо пестрый сапожок..»
Осип Мандельштам

Облаков разорванный простор
никаким лучом теперь не сшить их
Снова затевает разговор
с памятью какой-то небожитель
.
Коль ушла из жизни благодать
если день похож на грустный очерк,
к устью строчек – мне не добежать,
потому, что дни короче строчек.
.
Оставляет луч ночной – ожог
на странице, что была нетленна,
где найти мне пестрый сапожок,
как у той, Сафо из Митилена...


МЕЛХОЛА

«Давид взяв гусли играл, и отраднее становилось Саулу и дух злой отступал от него» (1 Книга Царств ст. 23)


Порою ждешь, чтоб всё уснуло,
чтоб тишиной свечу задуло,
пробились лунные лучи,
чтоб за печатью дней, за гулом,
сквозь мглу столетий различить –
о чем Давид поет Саулу…

Какою силой мог он, отрок,
рассеивать потоки мглы –
ведь песни путь, как жизнь короток,
и злом обвиты все углы…
Но перед тем, кто сердцем кроток

сдается зло… И лишь Мелхола,
ко прочим женихам суха,
не избежав судьбы укола,
клянет Давида-пастуха,

но от предчувствья сердце ноет,
и, странным пламенем горя,
она мечтает стать женою
то ль бедняка, то ли – Царя…


АВИСАГА

«Когда царь Давид состарился, ... то покрывали
его одеждами, но не мог согреться. ...и нашли Ависагу , и привели ее к царю. Девица была очень красива, и прислуживала она ему; но царь не познал ее.» (Третья Книга Царств, 1)


Как талый снег, клубилась
влага
девичьих слез – бедой-обидой,
когда любилась
Ависага
с дряхлеющем царем Давидом,

крылом-рукою укрывая,
как ангел,
царственное тело,
дитя, от слез едва живая,
себя оплакивая,
пела...

Свивалась
тень от юных линий,
но царь, тепла
уже лишенный,
перед пастушкой
был бессилен –
женой, воздушно-
обнаженной...

Клубилась влага
снегом талым –
девичьих слез, росой пролитой...
Свой свод свивала Ависага ,
устало,
над царем Давидом...


МАРИЯ-МАГДАЛИНА

Магдалиною путь отгадан,
дрожью шага остужен порожек,
с алавастром идет она – с ладаном,
от порока – к порогу Божьему.

Длинный путь укорочен строго...
Кто осмелится камень бросить?
От упрека – восходит к уроку
краткой притчи, к ответу, к вопросу,

чтобы строки вскрывались, как вены,
чтоб по Слову – был каждый узнан,
чтобы лился елей драгоценный,
пролагая в бессмертие русло.

Утра ладан дымит над долиной...
Отметая былые упреки,
Магдалина идет Магдалина –
пыль былины блестит на пороге.

ЭВРИДИКА

Об оглядке не надо думать,
как минуты, дыханья сверим,
Эвридикой-тенью бесшумной
я иду по лучу доверья.

Я иду за тобой, как слово,
ведь душа не имеет веса,
лишь браслетов звенят оковы
у вожатого, у Гермеса.

Каждый шаг мой похож на шепот,
Эвридикой-тенью пугливой
я иду за тобою чтобы,
совпадали шаги счастливо.

Мой Орфей никогда не узнаешь –
Эвридики-тени безгласны –
что меня к небесам поднимаешь
зовом-голосом – ежечасно...

ДИОТИМА
(провидица из «Пира» Платона)
«Откуда же эта печаль, Диотима...»
Борис Пастернак
   
Откуда ж – чужая печаль, Диотима?
Любовь –это жалость, которой не ждешь.
Как Имя простора – неотразима,
как голос, которым унижена ложь.

Печаль, словно пепла горсть – горькая мера,
избыток – на спелые хлопья умножь.
Сметая ненастья сквозную портьеру,
Вторженьем небесным, похожим на дрожь,

сестра-Диотима, как ангел, предстанешь,
натянутой нотою-нитью прошьешь
пространство и строки изранишь
пророчеством новым, и в строки уйдешь.

Уйдешь... Со слезами сорвется завеса
твоим предсказаньем, опасным, как нож...
О, дева, возлюбленная Зевесом,
Сбывается -– правда, а царствует – ложь.


СОЛЬВЕЙГ

Звездный луч прольется солью,
свет оставив на судьбе,
я сегодня – буду Сольвейг,
прибежавшая к тебе.

Я приду к тебе на лыжах,
когда кончится пурга,
чтоб огонь увидеть рыжий
сквозь оконце очага.

Я мелькну легко, как веха,
на пути, на рубеже,
чтоб войти осколком смеха,
вспыхнувшим в твоей душе.

Я найду твою избушку,
на опушке, близ сосны,
пусть любовь над нами кружит,
вечерами – до весны.

Чтоб не знали – ночь ли, день ли,
что нам делать? – встать, уснуть…
Чтоб могла неслышной тенью
сквозь калитку ускользнуть

в жизнь свою, где солнце брызжет,
неподвластное судьбе –
от тебя сбегу на лыжах,
от тебя сбегу – к себе…

ОФЕЛИЯ

За престол, ты, мой принц, был продан,
  но тропа за тропой спадала,
  мне цветы попадались под руку,
  и из них я венцы сплетала.

  Вдоль ручья без речей бродила,
  нареченная, в белом платье,
  и венки оставляла ивам
на ветвях, на руках, на запястьях.

  Вкус речей искалечен и горек,
  и ручья прозрачно объятье,
  но меня ты любил так, как сорок,
  сорок тысяч – не смогут братьев.

  И в последний круг ожерелья
я вплетала лилии влажные.
  Только кликни – и лик Офелии
отзовется в заводи каждой.

  Те венки , что для жизни свиты
брось на смертное покрывало –
помнишь, голос мой рос в молитвах,
в час, когда тебя вспоминала ...

МАРГАРИТА

«Слушай беззвучие, слушай...» –
память рыданьями смыта.
«Плещут нам райские кущи!», –
шепчет, смеясь, Маргарита.

Сад, невесомые чащи,
рай для любовников верных,
тех, что наполнили чашу
древнею кровью фалерна.

«Яду мне, Господи, яду!» –
только страданье бессмертно,
неотвратима прохлада
и тишина Того Света.

Время цветения вишен,
берег средневековый,
слушай же, слушай затишье,
пали земные оковы.

Здесь завершается чудо –
дом и зажженные свечи,
сон охранять твой я буду
завтра, сегодня и вечно.

Сброшен страдания камень,
пали земные оковы,
там – гаснет грешное пламя,
здесь – несгоревшее Слово.

Людмила Колодяжная, 2016

Сертификат Поэзия.ру: серия 453 № 118574 от 05.03.2016

0 | 0 | 1293 | 19.04.2024. 15:14:55

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []