На плоском, хлюпком междуречье
мягчала чёрствая душа,
по-рыбьи, не по-человечьи,
глотая воздух не спеша.
А лето с краю золотило,
диск разрывая над рекой.
Туманом ноги холодило…
Стоял не вечный, но покой.
С полуденной дорожной пылью
он сядет плавно на крыльце,
и сон немой с ослепшей былью
соединит в одном лице.
И там увязнет междуречье,
жужжанье, шорох, камыши
и отдалённое наречье
блаженством проклятой глуши.
Плотвичка в обручах заскачет.
Зевнёшь на жёстком кулаке
и будешь думать: «Кто-то плачет,
качая липу вдалеке».