Ястребы и ласточки - ч.17

65.
Утром многие из не спящих раненых в госпитале могли бы поклясться, что видят ангела.
Он, вернее, она вошла в палату с бледным лицом и халатом на плечах, который представлялся им крыльями. Никто не обратил внимания на сумочку в ее руках. Они даже не пытались скрыть свое откровенное то ли любопытство, то ли любование ею. Аленка забыла о том, что наложила вечерний макияж и глаза ее сами по себе большие, сейчас стали огромными. Взгляд их невидяще скользил по лицам, отчего девушка еще больше казалась нереальной.

Но, разрушив чары, она вдруг сильнее побледнела и опустилась на колени перед кроватью новенького раненого, который спал или был в забытье от лекарств. Приблизив свое лицо к нему, она долго стояла так, вдыхая его боль, потом осторожно прикоснулась к раненой руке выше повязки раз – другой и, как будто найдя в этом действии свою необходимость присутствовать здесь, гладила прохладными пальчиками горящую руку. А спящий Санька вдруг вздохнул глубоко и улыбнулся. Там во сне он снова был волком, и волчица зализывала больную лапу.

Он проспит еще пару часов, прежде, чем поверит в вещий сон, проспит, не зная что
эта Новогодняя ночь в доме Гордеевых запомнится всем надолго. После странного звонка Аленка, сбросив праздничное платье, натянет джинсы, маечку и свитер, побросает в дорожную сумку кое какую одежду и только потом поймет, что не знает, где Санька. Она чувствовала, что должна быть рядом. «Стоп, стоп, не паникуй. Выясни, откуда был звонок», - девушка наберет 08, спросит, с какого номера ей звонили, только что.
- Ваш номер, - недовольно спросит телефонистка, - Аленка продиктует цифры и будет молить, дожидаясь ответа: «Господи, пусть только он будет жив», - из Ташкента, - произнесет суховатый голос, - Вы слышите меня, из Ташкента, - повторит женщина и положит трубку.

Аленка снова наберет номер теперь уже справочной аэропорта, боясь, что он, как всегда, будет занят. Но, видимо, лететь куда-либо в Новогоднюю ночь, желающих было мало, ей ответят сразу:
- Справочная аэропорта, что Вы хотите узнать.
Рейс до Ташкента будет через полтора часа. Аленка успеет ссыпать в целлофановый пакет все новогодние деликатесы, принесенные матерью, взять паспорт и деньги, и, ища сумочку, вспомнит, что она отдала ее Василию. Девушка совершено забыла о нем, жар то ли от быстрых движений, то ли от укора совести обожжет ее лицо. Аленка метнется в прихожую – сумочка будет висеть на ручке закрытой двери. «Прости, - мысленно попросит она у него прощения, - но я не знала, насколько сильно люблю мужа».

Через десять минут она будет отчаянно ловить такси, ее подвезет частник. И только в самолете Аленка вспомнит, что забыла позвонить родителям.
А Лидия Владимировна всю ночь будет переживать за дочь. Она сказала мужу, что та встречает Новый год с коллегами по работе. Но утром телефон дочери отозвался долгими гудками. К обеду, когда уже надо было не только проснуться, но и приехать к ним - Сашенька ждал подарка от матери, Лидия Владимировна снова тайком от мужа набрала номер телефона. Длинные гудки опять заставили нажать на кнопку отбой.
«Бесстыдница, - мысленно корила она дочь, - надо так загуляться, что и о ребенке не вспомнила». Но, когда и в шесть часов вечера Аленка не позвонила, Лидия Владимировна начала паниковать.
- Миша, от Аленки нет звонков. И не знаю, кому звонить, я не взяла номер телефона в этот раз, - голос ее дрожал, выдавая вину.
- Да, брось, ты, Лида. Аленка не маленькая девочка, проспались, снова сели за стол, - начал было успокаивать ее муж, - но у самого стало неприятно на душе, это совсем не похоже на его умную девочку.

Сашеньку, слышавшего этот разговор из другой комнаты, перестали интересовать новые игрушки, он с утра заставлял волка ловить яйца на маленьком экранчике и набрал много очков. А сейчас ему стало страшно за маму. Не мог же ее обидеть дядя Вася, он же обещал веселить ее. Сашенька открыл дверь огромного шкафа, подпрыгнул, доставая свой пуховик, вынул из кармана карточку и, взяв трубку, ушел в свою комнату.
А потом, важно зайдя в зал, где притихшие бабушка с дедушкой смотрели в телевизор, сказал:
- Мама уехала к папе.
- Откуда ты знаешь, она, что звонила.
- Друг мне сказал.
Василий ушел вчера от Аленки, не прощаясь. Ушел потому, что понял, какая бы ни была причина, заставившая позвонить ее в тот вечер ему - это не любовь. Любила она другого. Сильно, беззащитно. Сначала он почувствовал себя обманутым, но потом понял, теперь он знает, какая женщина ему нужна.

66.
Санька не умел болеть. В детдоме они часто простужались, но пили таблетки только в том случае, если воспитатель стоял над душой во время обедов или ужинов. Никто и никогда не поправлял на них одеяла. Не то чтобы черствые люди работали с ними, просто пока воспитатель будет занят одним, другие в этот момент обязательно успеют набедокурить.

Он проснулся и, не открывая глаз, лежал, вспоминая странный сон, который снится ему не первый раз, как фильм с продолжением. Сон, который оставил в груди тепло. Санька улыбнулся про себя, ну, надо же – он и волк. Он не помнил глаз волчицы, но ее прохладный язык на лапе чувствовал даже сейчас. «Черт, он, что и впрямь волк, - Санька резко открыл глаза и поднялся на кровати. Не понимая, что происходит, обвел палату взглядом и увидел рядом с собой Аленку. – Точно, что-то ему вкололи вчера, отчего бред начался».
- Лежи, милый, лежи, - Аленкин голос звучал, как наяву.
- Я что, умер? – он недоверчиво поглядел на жену.
- Боже, упаси, ты ранен, врач сказал не очень сильно. Только из-за потери крови немножко ослаб. А переливать они тебе не решились, потому, что в прошлый раз у тебя был шок.
- Как ты здесь оказалась?
- Попробуй, угадай, - Аленка приблизила к нему свое лицо, и он разглядел то, чего не видели другие: синие круги под глазами от бессонной ночи и слегка смазанные тени. И еще губы, которые задрожали от облегчения. Она прикусила нижнюю губу, чтобы не заплакать и он, почувствовав это, оперся на больную руку и поцеловал ее нежно-нежно.

- На нас смотрят, - прошептала она ему прямо в губы, но не отодвинулась.
- Пусть, - Санька обвел палату взглядом, но все делали вид, что чем-то очень заняты, а, может, и в самом деле никому не было до них дела. Только почувствовал себя грязным рядом с ней, легко, как весна, пахнущей ландышами и еще чем-то очень тонким.

- Знаешь, у меня здесь нет зубной щетки, и пасты тоже нет. Ты не могла бы сходить в магазин?
- Саша, сегодня первое января и все магазины закрыты, но, если хочешь, я дам тебе свою щетку.
- А где ты устроилась? – он думал, что ждать, когда она сходит и принесет щетку, у него не хватит терпения.
- Я, - улыбнулась девушка беспечно, - нигде. Я прямо из аэропорта сюда приехала и дорожная сумка у меня стоит у дверей палаты.
- Черт, чего я натворил? Заставил тебя бросить все и лететь сюда.
- Ты сделал правильно, ты даже сам не знаешь, насколько правильно все сделал.

Санька встал с кровати и опять почувствовал себя неловко – рядом с ней он смотрелся старым башмаком с оторванной подошвой: с него не сняли майку, а она испачкана кровью, да и трусы из черного сатина. Он вдруг застеснялся, потянул на себя простынь, разбередив руку. На повязке показалась кровь, Аленка напугалась:
- Сядь, сядь, пожалуйста, видишь, у тебя кровь опять пошла из раны.
Санька сел на кровать, но взял ее руку и приложил к щеке:
- Спасибо, что приехала.
И этот момент тепла не исчез даже с появлением медсестры:
- Вот из-за кого ты голову потерял, - сказала она, подавая градусник, - сам будешь объясняться с Андреем Ильичом.
- Девушка, а вы не знаете, как найти Марину, Марину Кузнецову, - опомнился Санька.
- А зачем она тебе, - став вдруг серьезной, спросила девушка.
- Понимаете, они с моей женой подруги. Давно не виделись. Вы сами ей позвоните, и скажите – Аленка приехала.
- Хорошо, я попробую, только люди, может, еще отдыхают после Нового года.
- Девушка, она всю ночь в дороге, - Вы уж поспешите.
- Саша, я не устала, правда, нисколько. Но щеки ее оттого, что не спала больше суток начали розоветь, - пойдем, я провожу тебя в умывальник, она набросила на него синюю фланелевую куртку, висевшую на спинке кровати и хотела взять под руку. Но он, по – мальчишески нахально, положил здоровую руку ей на плечи и вывел в коридор.
Он не видел, и не слышал, как за закрытой дверью, парни переглядываясь, поднимают большой палец и завистливо закатывают глаза.

67.
Марина приедет не одна, а с мужем и ребенком. Аленка познакомится с ними позднее. А в тот момент она не сразу узнала подругу. В палату вошла женщина врач и строго произнесла:
- Так-так, кто тут у нас разрешил устроить празднование Нового года?
Аленка, угощая мужа гостинцами, так удачно захваченными из дома, сделала бутерброды с сырокопченой колбасой и семгой для всей палаты. Вошедшей с улицы Марине эти ароматы ударили в нос, который привык к другим запахам более характерным для госпиталя. Аленка растерялась, виновато опустила глаза, но врач, приблизившись к ней, дернула ее за руку:
- Не узнаем, значит.
- Марина, - воскликнула она, поднимая глаза, - какая ты стала, - и бросилась к ней в объятья.

Та, отстранившись, засмеялась:
- Что, растолстела? Ну, это из-за Женечки. Оказывается надо благодарить духов, за то, что заставили тебя приехать в гости.
Она специально не смотрела в сторону ее мужа, в которого когда-то была влюблена. Но, когда Аленка села, Марина увидела прозрачные от жара глаза Саньки, с собачьей преданностью смотрящие на жену, и не почувствовала даже укола ревности. Ей больше не перенести той боли, испытанной при прощании с Евгением. А Санька он из тех мужчин, что никогда не успокоится.

Кончится одна война, он найдет другую, чтобы вечно доказывать себе и Богу, что нет в этом мире справедливости:
- Привет, Саша, захотел с женой повидаться и решил раненым прикинуться, - бодро спросила она, отмечая, однако, и кровь на бинте и сухость губ. Но рука выше повязки была нормального цвета, хотя, что там под бинтом надо еще выяснить.
- Бескровный, - произнесла от порога новая медсестра, заступившая на дежурство, и Аленка, и Санька резко обернулись, - на перевязку дойдете или помочь?
- Мы дойдем, Марина, извини, можно мы потом поговорим?
- Можно, можно, - хитро засмеялась подруга, задумавшая увезти их к себе домой, и, попросившая мужа выяснить, насколько серьезна рана.

Они втроем вышли из палаты, но Марина отстала. Проводив Саньку до дверей перевязочной, Аленка прислонилась к стене - от запахов антисептиков голова закружилась, а колени ослабли. На голос из перевязочной:
- Валя, принеси мирамистин, - пробежавшая девушка, оставила дверь открытой и Аленка увидела руку, сидевшего возле столика с инструментами мужа, он смотрел в потолок. На ней, освобожденной от бинта, от самого локтя и почти до плеча тянулся шов. Грубый, как будто портной, ленясь, сшил через край толстый материал. Причем нитками толстыми и не в цвет. Осознание того, что этот материал – мышцы ее мужа, кровоточащие в некоторых местах, перехватило дыхание, и она провалилась в темноту.

Санька, смотревший в потолок, услышал звук падающего тела и обернулся. Аленка лежала возле дверей, он вскочил и пересек помещение в три шага.
- Куда, сядь, - услышал он голос врача, но не послушался, приподнял голову жены. Медсестра с ватой, воняющей аммиаком провела несколько раз перед носом Аленки, веки затрепетали и открылись:
- Простите, простите, - девушка попыталась сесть, и Санька здоровой рукой притянул ее к своей груди.
- Валя, позови Марину Николаевну.
- Доктор из тебя никакой, - пошутила пришедшая Марина, она усадила подружку на кушетку и по обыкновению врачей начала заговаривать, - а мы решили тебе поручить лечение мужа, теперь придется и тебя, и его взять под личный контроль. Поедете к нам.

- Ты, что, Марина. Разве можно с такой раной уходить из госпиталя.
- Муж сам перевязку делал – все в порядке с твоим Бескровным, рана чистая. Температура нормальная при таких болячках. Андрей попытается выяснить причину, почему ему кровь нельзя переливать, ну, это на будущее.
- Бог с тобой, Марина, тьфу, тьфу, тьфу. Война кончается.
- Эта – да. Только ведь он не угомонится – я таких за девять лет, ой, сколько перевидела.
Ну, как ты?
- Нормально. Мне перед доктором стыдно.
- Андрей Ильич, - официально окликнула она мужа, выходившего вместе с Санькой из перевязочной, - барышня хочет извиниться за обморок.
- Простите меня, - Аленка смущенно посмотрела в лицо доктора, глаза его смеялись.
- Я – Андрей, муж вот этой нахальной девицы и отец ее сына. С ним вы познакомитесь на выходе. Ну, что, такси у крыльца, поехали?!
- А как же Сашина рука?
- Ален, все хорошо. Это царапина, а не рана.
- Муж прав, - присоединился к нему Андрей, - Вы еще не видели настоящих ран. Обезболивающего стаканчик примет, запьет гранатовым соком, глядишь, завтра, домой с Вами запросится.

68.
Он отправит ее домой. Не сразу, но отправит. Потому что оставлять без присмотра красивую девушку, на которую пялили глаза десятки мужчин, было нельзя. Это первые дни, его голова была в тумане от температуры, но спасибо Марине и ее мужу, они здорово помогли ему. Санька не знал, где бы нашла приют Аленка, были ли места в гостиницах. А она, пролетев половину Союза, даже не представляла, что об этом нужно думать заранее. И как ее винить в том, что она не приспособлена к жизни, когда все свои тридцать лет прожила за спиной родителей, оберегаемая, как оранжерейный цветок. Есть женщины, для которых пот и кровь – обыденное дело, вот Марина, например. Но для Аленки, он вспомнил ее побелевшие губы от вида раны, это никогда не станет нормой. Она будет умирать каждый раз, видя кровь. Но почему-то ему нужна Аленка, а не Марина. Наверное, он ей нужен больше, чем какой-либо другой женщине – успокаивал Санька свое мужское самолюбие.

Если рядом с ней не будет родителей, то она точно пропадет без него. А он с детского дома заступался за слабых. Трусиха, какая же она трусиха, - улыбался про себя Санька. Когда они приехали к Никитиным, Аленка вспомнила, что не позвонила родителям. Но, набрав номер, отдала трубку ему и Санька, поздравив всех с праздником, просил прощения, за то, что вызвал жену, ни словом не обмолвившись о ранении. Голос Лидии Владимировны, готовой обвинить дочь в безрассудстве, обмяк к концу разговора. А сын, не видевший отца долгое время, говорил без умолку и Санька забыл, что это межгород.

Аленки нет, а он лечится воспоминаниями о ней и сыне. Тепла от них больше, чем от аппарата, которым прогревали руку. Так приятно подчиняться приказу нежного голоса:
- Давай я тебя вымою, ведь не справишься одной рукой. Посмотри, какой грязный.

Это Аленка после разговора с родителями осмелела. Марина дала ему одежду Андрея – хороший мужик, не рубаха парень, но и бойцов понимает. Говорит, что изучил их нутро лучше, чем они сами. Тактичные люди сделали вид, что в порядке вещей, что футболка на Аленке промокла на груди после его мытья.

Санька накрылся простыней, потому что картина его помывки была уж очень живой. Она так беспокоилась за больную руку, что заставила его держаться за штангу, на которой висела клеенчатая штора, а сама беспрепятственно водила губкой по его телу. Он, конечно, раненый, но не мертвый и когда ее ручки в очередной раз провели по его груди, спускаясь к животу, не выдержал и притянул к себе…

Он вышел из ванны чистый и в сухой одежде, а Аленке пришлось переодеваться. Хозяева сами целовались, когда они вышли, так что объясняться не пришлось. Пацаненок бегал по квартире, цепляясь за все подряд. Аленка ему понравилась, он попросился к ней на руки и потащил к столу, который ломился от закусок и яств.
Санька, честно говоря, и есть не хотел, но после нескольких стопок коньяка, забыл об этом. После сухих пайков и незамысловатой солдатской кухни глаза разбегались от закусок: долма, назын, пирожки эчпочмак, салаты. Санька попробовал все и отяжелел.

А Аленка глядела на него и не ела, да и к коньяку не притронулась, шампанского фужер весь вечер пила по глоточку. Хотя, кажется, и от него опьянела, потому что осмелела настолько, что любила его при свете ночника. Сама оставила свет включенным – боялась, что в темноте заденет раненую руку. Санька подставил бы и другую под пулю, чтобы это видение цветным снимком впечаталось в память. Она стеснялась, но, зная, что ему не удержаться над ней на одной руке, сама будет колдовать над ним, то целуя его и щекоча распущенными волосами, отчего каждый нерв в его теле замрет в сладком ожидании, то, забывшись, отдастся своим ощущениям. И вид ее расслабленного лица, приоткрытых в сладкой муке губ, вздрагивающих грудок, приведет Саньку в исступление. Он подомнет ее под себя, потому, что ждать завершения у него не хватит терпения.

А ночью он проснется оттого, что Аленка приведет в комнату Марину, напугавшись исходящего от него жара. Та сделает укол, и он проспит до обеда, а Аленка просидит всю ночь на краешке кровати. Узнав об этом, он и настоит, чтобы она улетела на Рождество домой. Хотя болеть в ее присутствии ему понравилось. А вот, что ему не понравилось, так это здешние мужчины, глядевшие на его жену. Правда, он не видел, как глядят на нее в ее родном городе. Вот почему, когда мужики в палате начали подтрунивать над ним, он поглядел на них так, будто они роются в его вещмешке. Они перестанут скалиться. Хотя не раз зададутся вопросом, за что такая красивая женщина может любить Саньку и, хотя, не найдут ответа, зауважают этого молчаливого мужика. Бабочки ведь не садятся на дерьмо.

Елена Жалеева, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1547 № 114902 от 16.10.2015

0 | 0 | 1154 | 24.04.2024. 12:43:08

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []