Ястребы и ласточки - ч.13

49
За этот год он дважды был в краткосрочных отпусках, вернее заезжал, буквально на три – четыре дня к Аленке и сыну перед набором новой группы.
В первый его приезд в качестве мужа и отца он окажется там, как нельзя кстати. Не станет Софьи Андреевны. И вся семья будет в растерянности, они ощутят такую пустоту от отсутствия маленькой женщины-птички, как будто бы кто-то срубит перед окнами огромное дерево, которое десятки лет создавало на стенах квартиры причудливые узоры.

Санька откроет квартиру Аленки ключом, который она отдала ему в день отъезда, и почувствует себя неловко, словно заглянет через плечо в чужой чемодан. Он, сняв кроссовки, походит по комнатам, но сидеть и ждать, когда у нее закончатся уроки, не станет. Проедет к Гордеевым. Дверь откроет Лидия Владимировна, она-то, усадив его за стол, и поведает печальную новость. Перемежая слезы с улыбкой, не забывая потчевать Саньку, она расскажет ему о своей матери: ее молодости, пришедшейся на начало века, бурной и романтичной, о ее более зрелых годах в бытность генеральшей, о том, как она приняла зятем Михаила Никифоровича.

- Сашенька уж больно переживает, - вновь пустилась в слезы женщина, - сначала из-за того, что ее одну под землей оставили, а теперь из-за того, что опекать ему некого. Он ведь с ней себя чувствовал взрослым мужчиной, помощником.
- Саша, - обратилась она к зятю, - Софья Андреевна просила передать тебе вот это, - Лидия Владимировна достала из секретера синюю бархатную коробочку, открыла ее, - это серебряный крест. Мама сказала, что он папу в двух войнах уберег. Она в церкви его освятила.
Санька не ожидавший, что старушка, которая так иронично отнесшаяся к нему при встрече, примет его в свою семью, смутился:
- Что Вы, Лидия Владимировна, он, наверное, дорогой, а вдруг я потеряю?
- Ты маме понравился, а крест, Саша, на войне – первая защита. Носи с Богом, не обижай ее. Да и меня мамой зови.
- Спасибо, мама, - сказал Санька хрипло и спрятал глаза, которые защипало от непривычного на его губах слова и от подарка, сделанного от души странной женщиной-птичкой. Он закрепил его рядом со стальной пластинкой военного медальона.

- А это, что такое? – полюбопытствовала Лидия Владимировна.
- Ну, это военные сейчас носят, чтобы не потеряться случайно.
- Как это, - и вдруг поняв смысл этой метки, охнула, - Господи, спаси и сохрани тебя, - перекрестила она Саньку. Ему стало до неловкости хорошо от заботы женщины и чтобы скрыть это, он поглядел на часы:
- Я за Сашей в садик пойду, соскучился.
- Иди, иди. Аленка тоже туда после работы спешит. Ты надолго?
- Нет, три дня у меня только.
- Жаль, Михаил тебя не увидит.
- Мы зайдем к вам перед отъездом.

Сашенька обрадовался ему. Ожидая увидеть мать, он спокойно вышел из двери группы, но при виде отца сорвался с места с такой скоростью, что Санька еле успел подхватить его:
- Папка, я соскучился, - сказал ребенок, обнимая его за шею, - какой ты колючий, - мягонькая ладонь погладила его щеку. – Я тоже таким буду, когда вырасту. Тогда Нинка меня щипать не будет. А медали ты привез?
- Привез, - Санька достал из внутреннего кармана три коробочки, - вот.
- Пап, ты подожди, я сейчас, - Сашенька сполз с рук и, прижимая к себе его награды, скрылся за дверью.
По звукам детских голосов мужчина понял, что коробочки заинтересовали мальчишек, а, может быть и девчонок. Только он забыл о них, с улицы в садик вошла Аленка.

50.
Никогда не спрашивайте у женщины, почему она поступила так, а не иначе. Если она начнет объяснять, то все будет выглядеть слишком прозаично или слишком многословно, чтобы вы поняли истину. Только Аленка, встретившая Саньку совершенно неожиданно, застала его врасплох. При виде ее, он был похож на потерянного породистого щенка, крупного, красивого, но щенка, который искал свою хозяйку. Он хотел, чтоб его погладили и позвали с собой, но при этом не вилял хвостом, а настороженно ждал, что таит рука: ласку или прячет в ней палку?

И она, совсем молодая женщина, именно женщина по своей сути, вдруг поняла, что не гордость, сейчас нужна, не пыл и не страсть. Аленка, протянула руку к его чуть заросшей щетиной щеке, погладила ее:
- Господи! Это, правда, ты?
И Санька, который всю жизнь боялся навялить себя женщине, привязаться к ней, взял нежную ладонь в свои и, глядя в глаза, полные не пролитых слез, стал целовать, пахнущую уличной свежестью и кожей сумочки, руку. Но, сдерживать огонь, разгоравшийся от ее близости, когда все внутри тянется к ней, было трудно. Мужчина, только, что целовавший руку, притянул женщину к себе и легко коснулся приоткрытых губ. Она, словно ждала этого и, обхватив давно нестриженую голову, отдалась сладости губ. Как всякая любящая женщина, Аленка не устояла против поцелуя, ищущего, испытующего и ставящего на ней свое клеймо. Никогда не верьте женщинам, которые говорят, что хотят быть независимыми. Всякая женщина хочет принадлежать, но только одному единственному, покорившему ее мужчине. Словами это объяснить трудно, прикосновение губ выразило мысль за мгновение длящегося поцелуя.

- Пап, - выбежавший из группы Сашенька, смутил родителей, но не был обескуражен увиденным – дед и бабушка Лида целовались каждый вечер при встрече, но, увидев мать, радостно сообщил ей, - мам, а папа мне медали привез. Вот здесь написано «За мужество», Ирина Викторовна сказала, что такие только смелым героям дают. Пап, ты герой?
Санька поперхнулся, его никто и никогда не считал героем, во всяком случае, не спрашивал об этом в лоб:
- Я, что, похож на героя? – спросил он.
- Еще на какого, - Аленка улыбнулась, - давайте скорее собираться, у меня ужина нет.
- Я поел у твоей мамы.
- Вот как, - удивилась девушка, - а я думала, что только мы с Сашей знаем местечко, где всегда вкусно пахнет едой.

Но они втроем устроили пир на весь мир. Пельмени. Санька, наверное, в первый раз ел настоящие пельмени, приготовленные своими руками и нежными ручками сына и жены. Сашенька, налепивший своих уродцев, перепачкался мукой. Но не столько сам, сколько стараниями родителей, которые от избытка чувств друг к другу, норовили через прикосновение к его маленькому носику, выразить радость встречи. И, если ребенку позволена искренность в словах и чувствах, то они сдерживали себя умными правильными фразами, хотя мысли и одного, и другого словно застрявшая пластинка крутились в ожидании ночи. И Санька, который впервые за свою почти тридцатилетнюю жизнь испытал воздержание не потому, что решил так, а потому, что после Аленки идти к другой женщине, все равно, что брать в рот ложку, облизанную кем-то до него, уж слишком быстро излил свое желание.
Только гордость не позволила признаться в этом, он встал с постели, проверил, спит ли сын, покурил, стараясь дымить в вентиляционную трубу, но мысль, что женщина в сорочке со спущенными бретельками, с припухшими губами ждет его, гнала его в спальню.
В этот раз он доведет ее до вершины и лишь, потом позволит себе заслуженное удовлетворение.
Но, если бы он спросил Аленку, когда ей было лучше, то она бы сказала, в первый раз. Потому, что он потерял голову от любви к ней. И это нетерпение его рук и губ, метавшихся от шеи к животу, к бедрам, а потом опять к губам, сказало ей больше, чем полное мужской самоуверенности владение собой. Он и во второй раз заставил ее ловить воздух пересохшими от страсти губами, но первый раз было лучше.
51.

Понятие о мужской дружбе у Саньки было. Еще в детском доме до него дошло, что одному в этом мире трудно. Только не всех можно считать друзьями. Настоящий друг, как самородок, встречается редко. Правда, самородков он не видел, но друг Серега был. Сошлись они характерами. Выручали друг друга в детстве, когда кто-то, из вновь прибывших в детдом, пытался подчинить их себе или, когда сельские пытались их побить по одиночке за то, что они по садам промышляют. Сначала они объединились, чтобы выжить, а потом для того, чтобы было с кем поговорить, излить душу. Глупые, какие они были глупые. Мечтали, вот, если… или, когда я … С другом все ясно. Но, что делать с женщиной: говорить о том, как страшно думать, что можешь попасть в плен к духам живым и потому бережешь последнюю гранату для себя – это и мужикам не особенно расскажешь. Строить планы, но он не знает, что с ним будет завтра. На прямые вопросы сына:
- Пап, а когда ты совсем приедешь, ты меня на большом велике кататься научишь?
Ответить было легко:
- Конечно.
Или:
- Пап, а мы с тобой в поход с ночевкой пойдем, чтоб спать в палатке?
- Конечно, пойдем. И палатку ставить и дрова для костра рубить тоже научу.
Но, что делать с женщиной, которая, увидев безобразный шрам на руке, сначала глядит тебе в глаза так, будто ей больно, а потом целует его. У Саньки в животе от этого стало горячо, и он ответил единственным понятным ему способом.
Он пробыл здесь два дня и испугался того, что попадает под влияние женщины. Она считала его героем, а Саньке, казалось, что он, как собачонка перед ней хвостом виляет, стоит ей только приблизиться к нему. Для Аленки, выросшей в любви, ласка, как что-то само собой разумеющееся. А на него каждый жест случайный или намеренный действовал оглупляющее: по сердцу вместо крови растекалась боль сладкая-сладкая, отчего взрослому мужику хотелось в прямом смысле зарыться лицом в подол ее халатика и вдыхать гвоздичный запах женских коленей или прижать лицо к прикоснувшейся ладони и не отпускать долго, пока не остынут щеки.
Но он вместо этого старался сдерживать себя, отвечал нарочито односложно, почти грубо.
- Милый, я тебя обидела? – чай в ее глазах темнел.
- С чего ты взяла? – задавал Санька встречный вопрос, а сам желал обиды от нее, чтобы не рос в груди этот горячий ком, который мешает ему дышать свободно в ее присутствии.
- Вот и ладно, - глотала Аленка его грубость, думая, чего он там натерпелся, - пойдем ужин готовить, ты чего хочешь?
Он хотел ее, но пересиливая себя, шел на кухню и, забываясь, вилял придуманным хвостом. Зато ночью, в темноте, скрывавшей его глаза, молча, своими неуемными ласками он вынимал из нее душу.
Три дня пролетели, как один миг. В этот раз Аленка плакала. И Сашенька, видя мокрые глаза матери, уцепился за его шею, да так и не выпускал до самого отхода поезда. Михаил Никифорович увиделся с ним только на вокзале, ну не смогли они в своем эгоизме выкроить время на встречу. Только Аленкины родители, вроде бы не обиделись.
Под стук колес Санька решил, что надо ему со следующей группой попроситься в Афганистан, а не то, он вовсе не захочет от них уезжать.
Только не разрешат ему – комплектование батальонов спецназа шло полным ходом.
Руководство, много лет не замечавшее человеческой мясорубки, теперь делало упор только на «рейнджеров» - так прозвали духи спецназовцев. Одно упоминание о них холодило нутро моджахедов.
52.
В этот раз Санька, набрав группу, пытался понять, что гонит на войну домашних мужиков. Хоть и говорил Игорь, что многие пытаются откосить от армии, и уже не только болезнями хвастаются, но и тем, что Бог их не мужиками в мужском теле сделал. Геи – он дал им другое определение. Для него это было срамно. А вот эти, зная, что творится там, писали заявления «Прошу послать меня в Афганистан». Были, конечно, и романтики, которые на Санькин взгляд, начитавшись героической литературы, готовили себя на смерть. Только такие ему ни к чему. Ему нужны мужики, способные на изнуряющую грязную работу. Сверкнуть праздничной ракетой в воздухе и погаснуть – это игра в войну, а здесь надо, сделав дело, остаться в живых, тем более, что от тебя и жизнь других зависит.
Санька снова и снова бросал их на тренировки. То, что сначала он делал спонтанно, теперь приобрело систему. Физическая выносливость сродни волчьей, тренировал ноги и хребты, гонял до изнеможения и сам бежал, чтобы не думать по ночам о жене и сыне. Но думалось. Санька прислушивался, что говорят бойцы. Шутили солено, иногда грязно насчет женщин, но чаще те, кто не был женат совсем. Женатые улыбались, молча. Или подсмеивались над самим шутником. О своей плохо думать не хотелось. А однажды случилось ЧП. Тихий и спокойный на вид парень Антон или Тош, как окрестили его здесь, думая, что все спят, потихоньку выбрался из палатки и рысью припустился в сторону города. Санька, дав ему фору, побежал за ним. Если тот сломался, то, что ж, и, слава Богу, других не подведет в бою. Но парень бежал, не сбавляя скорости, мимо поста ГАИ и проезжавших по шоссе машин. До города было семнадцать километров. Санька, пробежавший с ним больше половины пути, решал, вернуться или все-таки выяснить, куда он так резво несется. Выяснил - на почту. Полусонная девушка ворчала, принимая заказ на переговоры, потому и расслышал он, куда звонит Тош. Оказалось, жена должна родить, вот он хотел узнать. И Санька, устыдившись, что ему и в голову не пришло позвонить Аленке, развернулся и трусцой направился в лагерь. Тош вернулся под утро, насквозь пропитавшийся потом, только лег, как Санька поднял всех и заставил бежать положенные десять утренних кругов, в каждом из которых было чуть побольше километра. Тош выдержал и он ничего не сказал ему. Но занятия по владению ножом и саперной лопаткой поручил проводить парню. Упрямство и выдержка не подвели его и на этот раз. Потом он узнает, что старший брат Антона погиб в Афганистане еще в восьмидесятом. Он боялся, что не успеет на войну – успел. И женился рано, чтобы, если погибнет, то остался на земле его корень. Но умирать не собирался, потому и тренировал себя до армии: бегал, занимался в подвале с пацанами борьбой, правда, неизвестно какой, но приемам разным научился. Тош понравился Саньке, и он выделял его из группы тем, что давал самые трудные задания. И постепенно, как в волчьей стае, его признали авторитетом.
- Кто? – задал он однажды вопрос парню.
Тош сначала не понял, о чем его спрашивают. И Санька пояснил:
- Кто родился?
- Мужик, - ответил тот, - богатырь: четыре кило весом, - и лицо его посветлело. Больше они на эту тему не говорили. Но засыпая, Санька видел зеленые глаза сына в черных щеточках ресниц и чувствовал мягкую ладошку, проводящую по колючей щеке.
Он побывает у них летом. Аленка будет в отпуске и они поедут на дачу. Все тот же полковник встретит их у ворот, но поглядит из открытого окна будки и, кивнув, ничего не спросит. Дача на этот раз покажется Саньке меньше, может, оттого, что рядом возвели двухэтажный особняк. Но палисадник все также будет ухожен, а Аленка, как и в прошлый раз, станет суетиться, стараясь накормить его послаще, разложит раскладушку под яблоней, чтобы он отдохнул и уведет Сашеньку на пруд, чтобы он не донимал спящего отца. Но Санька, как только наступит полная тишина, тут же очнется. Сначала он подумает, что его разбудили ласточки, что свили гнездо под стрехой крыши. Он будет глядеть на пичужку, и сравнивать со своей женой. Из гнезда доносились голоса голодных птенцов, и она раз за разом ныряла в него, совала в открытый клюв пойманную мошку и опять улетала. А писк не утихал. «Вот прожоры, - подумал Санька, - сколько же терпения надо, чтобы накормить эту ораву», - и, пожалев, рассыпал на садовом столике семечки, купленные у бабки возле магазина. А потом пошел на озеро. Аленка пыталась объяснить сыну, как нужно плавать, хотя сама могла только по - собачьи. Санька подхватил Сашеньку на руки и пошел с ним вглубь:
- Боишься?
- Ну, немножко, - ответил ребенок, хотя глаза округлились и у него и у матери.
- Ты веришь, что я не дам тебе утонуть?
- Угу.
- Тогда, давай я тебя отпущу и отойду в сторону, а ты маши и руками, и ногами – я рядом.
Он отпустил сына, сделав шаг назад. Сашенька забился от страха, но, отплевываясь, глядел, где отец. А тот делал новые шаги, и ребенок преодолевал это пространство. Поняв, что он держится на воде, мальчик закричит: «Я плыву», - и глотнет воды. Санька схватит худенькое тельце, которое обовьет его холодной лианой:
- Рот не открывай, когда плывешь, только на выдохе, понял?
- Понял, понял. А я и не испугался, - возбужденно говорил Сашенька. – Я сейчас погреюсь и еще попробую. И на самом деле попробовал и получилось.
- Вы у меня оба герои, - скажет Аленка. Это будет самая лучшая награда… или аванс для одного из них.
Санька привез им чеки Внешторгбанка, чтобы Аленка отоварила их в «Березке». Но она потащит его с собой. И купит ему импортную одежду и обувь, а Сашеньке замечательного робота. Чеков будет много, но она оставит их:
- Вот приедешь в следующий раз и потратим.
Санька посмотрит в теплые глаза, подумает : «До чего женщины любят украшать все, даже мужчин», - вспомнит неугомонных ласточек и поцелует на глазах у скучающих продавщиц.

Елена Жалеева, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1547 № 114721 от 08.10.2015

0 | 0 | 1172 | 17.11.2024. 16:21:38

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []