Ястребы и ласточки - ч.10

37.
А Леха еще был жив. По глупости, желая снять груз с верблюда близко подошедшего к минному полю, он окликнул десантников, следящих за участком пологой части горы. Те, еще раз оглядев камни, подбежали к нему. Обрезав вьюк с автоматами, Леха отдал его им, и они, семеня ногами, потащили его к месту высадки.

Пытаясь отвязать груз с другой стороны, он обойдет верблюда и заметит движение на минном поле. Но не успеет осмыслить происходящее, как взрывной волной его толкнет к краю тропы и он, сделав несколько шагов назад, сорвется. Но то ли Бог помог, то ли выучка Полкана сработала, руки стали хвататься за камни, которые, сдирая кожу, уходили вверх. Слабо закрепленная каска слетела и не сразу звякнула о дно ущелья, когда ноги вдруг ощутили опору. С бешено колотящимся сердцем, всем телом прижимаясь к скале, Леха опустит глаза вниз и увидит выступ сантиметров тридцать в ширину, длиной почти в человеческий рост. Он закричит, но его не услышат, шум вертушки перебьет звук пересохшего горла.

А вскоре со стороны кишлака Леха услышит треск мотоциклов. Он осторожно сползет вниз. То, на чем он стоял, было плоским выступающим из горы камнем. Дрожа всем телом, цепляясь и смещая его тяжесть ближе к скале, он сначала сядет, а потом и ляжет на эту спасительную плиту, забившись под маленький выступ над ней. Ляжет и только потом начнет думать. Спасся он или обрек себя на муки. Зная, что Олень будет его искать, он успокоился вначале. Только по шуму работающих моторов, он понял, что вертолеты ушли без него.

Где-то вверху раздались голоса моджахедов, громкие восклицания которых, указывали на какую-то оплошность. Они и предположить не могли, что кто-то остался здесь. Духи долго, как показалось Лехе, возились на горе, наверное, собирали мертвых, мотоцикл несколько раз, треща, удалялся и вновь приближался к тропе. А потом все стихло, и он почувствовал саднящую боль в руках и жгучую в ноге, но пошевелиться было нельзя. Ему казалось, что плита кренится под его тяжестью.

Солнце, сделав пробежку по небу, жарило, что есть мочи. Хорошо, хоть перед вылетом он по привычке выпил подсоленной воды, но жажда уже сушила горло. И боль из ноги простреливала не только под коленом, но и выше по бедру. А потом пришла ночь, и он боялся заснуть, потому что телу захотелось бы принять более удобное положение, от которого Леха свалится вниз. Он ждал наступления утра, хотя и не знал, зачем. По тропе кто-то проходил, проезжал на мотоцикле, а он, прилипший к скале, лежал и ждал чего-то. Жажда превратилась в ангину, глотательные движения вызывали боль, и он дышал ртом, высушивая и без того распухший язык. Сколько времени прошло, он не знал, потому что начал проваливаться в забытье.

Тело уже без его помощи держалось за скалу, приобретя в себе впадины, там, где вжималось в камни, и натекая на них сверху. Леха одной рукой попробовал нащупать фляжку, но ее не было. Только бронежилет, почему-то ставший легким. Откуда-то налетели мухи и жужжали над ним, как будто он уже был трупом. В какой-то момент мужчине захотелось оттолкнуться от горы и прекратить свои мучения. Бойцы, наверное, решили, что он мертв. Только бабушкины слова о самоубийцах, которых в аду будут поджаривать на огне, удерживали Леху, а может быть, он просто не мог сдвинуть себя – тело жило отдельно от головы.

Ему казалось, что прошла вечность. Он видел мать, которая, узнав, что он хочет пить, побежала за квасом к бочке. Лешка, боясь близко подойти к окну квартиры, видел, как она махала ему рукой и показывала на очередь, мол, погляди, какая длинная. Он отходил от окна, открывал кран на кухне, но воды не было. И Леха опять шел к окну, находил мать глазами и просил: «Пить, мама, дай попить».
Он не знал, что пошли третьи сутки, иссушающий жар превращал его потихоньку в мумию. Мухи садились на лицо, лезли в рот, но он даже не пытался их отгонять. Губы запеклись, и он мог только стонать иногда. Именно стон услышал Санька, когда, высадившись с Олегом и группой пополнения, они проходили тропу, ища его тело. На обочине дороги гнили трупы верблюдов. Стон, донесшийся со стороны ущелья, сначала показался ему стоном птицы. Но, повторившись, заставил внимательно рассмотреть гору. Никого видно не было. Санька крикнул от отчаяния, и Леха замычал невнятно, но чуть громче.

- Леха, Леха, мы здесь. Олег, давай веревку. Лех, лови! – Но конец веревки болтался, развеваемый ветерком. И тогда Олег, обвязав себя ею и заставив Саньку и новых бойцов, держать второй конец, спустился на голос. Леха был недвижим. Олег крикнул наверх, чтобы бросили еще одну веревку и долго привязывал друга к себе. Их тащили тяжело, Олег, руки которого придерживали Леху, мог помогать только ногами. В какой-то момент показалось, что веревка или руки мужиков не выдержат. Но их вытащили. Разглядывать раны было некогда. Душманы могли в любой момент появиться со стороны кишлака. И потому, подхватив Леху за руки и за ноги, бойцы побежали к вертолету.
Леха вонял, как может вонять испорченное мясо. На ноге пониже колена была рана, а в ней копошились личинки мух. Санька не мог глядеть на это и взяв у бойца фляжку с подсоленной водой, намочил бинт и смахнул эту гадость:
- Леха, Лех, ты слышишь, ты будешь жить. Будешь, гад, эдакий. Кто матери поможет?
Рыжий, раздирая пересохшие губы, изобразил улыбку, похожую на плач, и провалился в темноту.

38.
Леху не отправят даже в Ташкент. Страшная на вид рана затянется через три недели после удаления осколка, отчего в мякоти икры останется глубокая яма. Но его комиссуют: Леха станет бояться высоты, да так, что при приближении к открытому окну второго этажа будет сначала покрываться липким потом, а, если не отодвинется, терять сознание от удушья. Человека, представленного к награде – медали «За отвагу», нельзя считать трусом. Он честно попытается подняться в вертолете вместе с десантниками, передислоцирующимися в другое место, на границу с Союзом. Но удушье начнется сразу, как только машина оторвется от земли. Мужики, увидев побледневшего и сползшего на пол Леху, заставят пилота приземлиться.

Домой он будет добираться всеми видами транспорта, идущими по земле и даже воде. Обо всем этом Саньке расскажет Полкан, побывавший в Афганистане месяцем позже и успевший погостить у Рыжего. Еще он передаст ему просьбу Игоря, заехать при первой же возможности. И Санька, которому перед набором новой группы дали двухнедельный отпуск, поедет. Как и в день свадьбы, он остановится в гостинице, позвонит Игорю, но тот будет на работе. Саньку, как преступника опять потянет на остановку, где он когда-то встретился с Аленкой. Но они разминутся: Аленка, оставившая Сашеньку у матери, побежит за тронувшимся автобусом, она опаздывала на концерт, посвященный Защитникам Отечества, Санька проводит взглядом стройную даже в зимнем пальто фигурку и опять свернет во двор.

Но сидеть на скамейке было холодно. Он, хотя и выменял у летчиков кожаную куртку, но об обуви не позаботился. Кустарник, окружавший двор, превратился в огромный сугроб. Санька закурил и огляделся в поисках смешного мальчишки, как будто тот мог ждать его здесь с прошлой осени. Но скамейки были пусты, только около подъезда ссорились малыш и сухонькая старушка:
- Я не люблю его, не люблю. Кость – Гвоздь. Он хитрый, хитрый, – повторял ребенок.
- Не кричи, они тебя отсюда не услышат, - голос старушки не вязался с ее видом, он был молодым, как у девчонки.
- Я натравлю на него Джульбарса, пусть только придет сюда.
- Александр, - женщина по взрослому обратилась к мальчику, - а что ты хочешь? Твоя мама – красавица, как я в молодости. За ней всегда будут ухаживать мужчины. Ну, этот Гвоздь мне тоже не нравится, но мама не должна оставаться одна, ей же скучно.

- Ничего не скучно. Вот папка приедет, и будет играть и со мной, и с мамой.
- Где он твой папка, - услышал презрение в голосе старушки Санька, проходивший мимо них по узенькой и скользкой тропинке.
Мальчик, обернувшийся на хруст наста, уже начал поворачиваться к бабушке, как вдруг закричал:
- Вот он, - Санька оглянулся в поисках человека, который приходился мальчишке отцом, но ребенок бежал в его сторону. Мужчина посторонился, считая, что ребенок разглядел кого-то вдалеке, и, поскользнувшись, сел в снег. Только малыш упал на него и, упираясь руками Саньке в грудь, поднял зеленые глазищи:
- Ты ведь мой папка, да?
Понимая, что разочарует сейчас странного мальчонку, Санька уже хотел было сказать, что он ошибся, но подоспевшая старуха, стуча тростью, нагнулась над ними:
- Значит, приехал все-таки! – И обращаясь к правнуку строго, добавила, - Александр, веди гостя в дом.
Царственно развернулась и направилась к двери. Санька недоуменно посмотрел на белые фетровые валенки, виденные в каком-то кино, на прямую спину в каракулевой шубе, словно старуха проглотила аршин, а потом на ребенка.
- Пойдем, - мальчик потянул его за руку, - Софочку надо слушаться.

Санька встал, а ребенок уже подталкивал его к подъезду, где ждала их старая женщина.
- Дверь откройте, молодой человек, - произнесла она холодно.
- Проходите, - стушевался Санька, а ребенок ободрил его:
- Не бойся, она добрая, она быстро тебя воспитает, - и взял Саньку за руку мокрой от снега пуховой варежкой, - она нас всех воспитывает.

39.
Санька видел, что его принимают за кого-то другого. Отвыкший доверять людям, он решил проводить их до дверей квартиры: старый да малый могли нарваться на неприятности с кем-нибудь еще. Старушка бодро стучала тростью по ступеням широкой лестницы, видимо, дом построен не для простых смертных – в подъезде было чисто и никаких тебе надписей на стенах. Остановившись возле высоких дверей, она долго возилась с ключом, он никак не хотел повернуться второй раз. Но женщина не просила о помощи, а Санька не напрашивался. Выручил мальчонка:
- Софочка, пусть папа откроет, он сильный.

Старушка отступила в сторону, оставив ключ в замочной скважине. Он повернул его и открыл дверь, пропуская их вперед. Замялся, думая, сказать им прямо на пороге, что они обознались. Но старуха, расстегнувшая крючки на шубе, глядела на него, выжидающе, и ребенок подсказал ему негромко:
- Шубу сними с нее.
Санька, стараясь не наступить на красивый ковер у порога, неловко потянул шубу с плеч хозяйки. Под ней оказалась женщина-птичка, он видел такую в лесу: она, несмотря на то, что была маленькой, голову с хохолком держала гордо и не семенила, а выступала.

- Вы, что, молодой человек, намереваетесь шубу с собой унести? – обратилась она к Саньке в то время, когда ребенок снимал с нее валенки, - в шкаф повесьте, - она кивнула абсолютно седой головой на огромные дубовые двери, мужчина думал, что это вход в другое помещение. Когда он отворил их, на него пахнуло запахом луговых цветов. Вешая шубу на плечики, он собирался с мыслями, которые разбегались, как духи в разные стороны, потому, что мальчик, выпрыгнув из сапожек, уже протягивал ему куртку – вешалка была расположена высоко. Санька повесил и ее. Не зная, что делать дальше, он топтался у шкафа.

Только ребенок почувствовал, что мужчина хочет уйти, и по-детски отчаянно взяв его двумя пухлыми ладошками за руку, потянул за собой:
- Пойдем, пойдем. Мама не верит, что я тебя видел давно. Ну, когда ты меня учил Джульбарса не бояться, - мальчик распахнул дверь в комнату: со стены прямо напротив входа, обернувшись через плечо, на мужчину смотрела Аленка. Саньку бросило в жар, молчавшая до этого женщина, не преминула уколоть его:
- Вы, намереваетесь ждать Елену Михайловну при полном параде и убить ее неповторимым ароматом наповал.
- Я сейчас, - Санька медленно приходил в себя, - неужели, - думал он, - это правда. И не снятся ему ребенок и острая на язык старушка. Неужели этот мальчик и впрямь его сын.
- Сколько тебе лет? - задал он первый вопрос ребенку.
Но высокомерная женщина так глянула на него, как будто он обвинил ее в воровстве. Глянула, но промолчала.
- Я пограничник, - ответил Сашенька.
- Почему? - туго соображал Санька.
- Потому, что, - малыш поднял ладошку, - я родился на День Пограничника, вот столько лет назад.
- Ты уже большой, а как ты меня узнал? Я ведь, - мужчина хотел сказать, что и не знал о его существовании, но, сказал другое, - я ведь искал маленького. Софочке понравилось, как он выкрутился из сложного положения.
- У нас твой портрет есть, только не здесь, а у нас с мамой, - ответил ребенок.

Санька никогда не фотографировался на портреты, да и вообще последний раз снимался на документы еще до Афганистана.
- Снимайте куртку и пойдемте в столовую, чай будем пить – на улице холодно, как бы, не простудиться.
- Софочка, ты чай готовь, а я папе игрушки покажу, - Сашенька опять взял мужчину за руку, чтобы еще раз убедиться – вот он отец, настоящий, не портретный. А Санька, некультурно бросив куртку на пуфик возле зеркала, подхватит ребенка на руки, вдыхая запах волос, смявшихся под шапкой, прикасаясь щекой к гладкой щечке, и почувствует непреодолимое желание стиснуть его сильно-сильно. Но сдержится и скажет:
- Рули, я не знаю дороги.
Софочка видя это, потихоньку отступила на кухню, прихватив из прихожей беспроводную трубку радиотелефона, набрала номер зятя, хотя не имела привычки вообще звонить ему на работу, да Лидия на холодильнике под магнитом на всякий случай оставляла и, злорадствуя, произнесла:
- Готовься, Михаил Никифорович, с зятем знакомиться.
- Да, знаю я его, как облупленного, - ответил Михаил, не больно-то по душе ему был Константин, но на безрыбье и рак сгодится.
Но самодовольство в голосе тещи, презиравшей нового ухажера внучки, вдруг взволновало его:
- Вы не шутите, Софья Андреевна?
- Миша, они в спальне с Сашенькой, похожи, как две капли, - в голосе Софочки послышались слезы.
- Я сейчас, только за Лидией заскочу, она за праздничными наборами пошла. Смотрите, не упустите его.

40.
Константин загадал: или сегодня, или никогда. Сколько можно крутиться возле дочери заведующего сельскохозяйственным отделом. Ладно бы девочкой была, а то нагуляла с кем-то говнюка, а теперь строит из себя целочку. У них таких, каждую субботу в сауне пачками: и собой хороши, и не выеживаются. По кругу пройдут, да еще и спасибо скажут. Жаль без роду, без племени. А Елениного отца уважают, при случае и просить не надо – продвинут куда надо. Красивая она, конечно, да на рыбу на зимней рыбалке похожа – вот только рот разевала, ан, нет, уже застыла, только и разговоров про сына. Он делает вид, что ему интересно, чем в очередной раз этот жук навозный ее удивил, но не лежит душа к байстрюку. И тот, чувствует – гадит ему исподтишка. Достал игрушку ему с пультом управления, а малой вынул свою и говорит: «Мне две одинаковых не надо». Или в лоб спросит: «А Вы, почему на войну не идете? Боитесь?» Этот вопрос для него, хуже кнопки под задницу – плоскостопие у него, с хирургом в сауне парились и не раз, а Айболит женатый, между прочим, но с девками нагишом сфотографировался. Так, что армию он чествует сегодня, но издалека.

Константин уже хотел зайти в вестибюль Дворца профсоюзов: морозно, а она опаздывает, но увидел машущую ему девушку, она бежала с автобусной остановки.
- Привет, - Аленка виновато улыбнулась, - автобус ползет еле-еле.
- Во время успела, - смилостливился мужчина. – Ты садись в первом ряду, мне воинов – афганцев и ветеранов поздравлять поручено. Раздам грамоты и приду к тебе.
Проводив ее до гардероба, Костя заторопился:
- Ты, уж, сама разденься, мне еще речь повторить нужно.
Аленка согласно кивнула, но почувствовала сожаление оттого, что согласилась пойти на концерт. Ей, казалось, что она так будто бы ближе к Саньке будет. Сегодня в городе много людей в военной форме. Аленка взяла номерок и, бросив быстрый взгляд в зеркало, пошла в зал. Несмотря на размеры, в зале витал запах алкоголя и сапожного крема, значит, солдаты не только в президиуме. Она спустилась по проходу к первому ряду и пожалела, что не накинула на плечи шарф, откуда-то сильно дуло. Забыв спросить у Кости, какие места их, Аленка присела на свободное кресло с краю. Она действительно чуть не опоздала, свет в зале погас, и ученики начали литературно-музыкальную композицию на авансцене.

Детские голоса, хотя и сбивались порой, подкупали своей честностью, которая исчезнет в хорошо отрепетированных речах комсомольских и партийных представителей. В какой-то момент она привстанет с места, увидев на сцене Игоря Кузнецова, ей по-детски захочется помахать ему рукой, но она только сильнее зааплодирует. Константин подойдет почти к концу представления, сильно пахнущий коньяком, и предложит поехать к ней, мол, все интересное уже закончилось. Она кивнет головой, надо еще Сашеньку забрать. Но Костя решил сделать по своему, он поймал такси и назвал адрес Аленки, а не ее родителей. Не желая спорить с пьяным человеком, она промолчит, думая, что, проводив его, Аленка попросит отца привезти сына. Когда такси остановилось, она сказала Косте:
- Поезжай домой, я, кажется, начинаю грипповать.
И прикоснувшись рукой к его щеке, вышла из машины.
- Ну, уж, нет. Должен я сегодня получить поздравление от любимой женщины или нет? – Громко на весь двор взревел рассерженный Костя.

Стоявшие возле дома бабушкины подружки, оглянулись, разглядывая расхристанного мужчину – Костя расстегнулся в машине, шарф сполз, из кармана торчала недопитая во Дворце бутылка и что-то еще. Ей было неудобно спорить с ним на глазах соседей, поэтому она, пожелав им доброго вечера, ничего не ответила мужчине. Но, поднявшись на свой этаж, она еще раз настойчиво посоветует ему, ехать домой. Однако Костя, которого окончательно развезло, толкнет закрываемую ею дверь и ввалится в прихожую. Все, что у трезвого на уме – так говорится.

Аленка, наконец-то, поняла, за что ее сын не любит Костю. Надо было увидеть и услышать его пьяного, чтобы понять, как мерзость рядится под воспитанного человека. Только она не понимала, насколько это опасно. Константин полезет целоваться, обдавая ее отвратительным запахом перегара, а когда она отвернется, пытаясь оттолкнуть неприятные слюнявые губы, он больно, отчего Аленка вскрикнет, завернет ей руки за спину.
В восемь часов вечера в квартире Гордеевых раздастся телефонный звонок:
- Добрый вечер, будьте любезны, Софочку позовите, пожалуйста, к телефону.

Елена Жалеева, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1547 № 114589 от 02.10.2015

0 | 0 | 1227 | 17.11.2024. 16:25:33

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []