Ястребы и ласточки - ч.7

25.
Санька делал вид, что спит. Они были в районе Сафед – санга с десантным батальоном, который выполнив приказ, возвратился в Кабул, а его рота осталась, затаившись там, где только что прошли бои, и перекрыла ущелье. Моджахеды были уверены, что опасность миновала. А поскольку из-за операции скопилось много караванов, им не терпелось возобновить проводку.

Командир разделил роту на две группы: одна укрылась в заброшенных глинобитных домах вдоль тропы на выходе из ущелья, заминировав подходы к дувалу. Другая, там, где она начиналась. Вскоре на тропе появились моджахеды, везущие стандартный груз: оружие, боеприпасы и медикаменты. Подпустив их поближе, группа бойцов открыла огонь из всего имеющегося оружия. Душманы попытались отбиваться, но на открытом месте много не навоюешься против тех, кто укрыт толстыми стенами (Санька усмехнулся, они тогда поменялись местами). Часть партизан была уничтожена, другая бросилась с тропы в сторону скал, но они были отвесными, и шансов на спасение не было. Оставшиеся в живых решили сдаться и с криками «Таслим мишавим» побежали к дувалу, из которого велся огонь, но напоролись на мины.

Вторая группа некоторое время спустя, заметила в своем секторе движение и открыла огонь наугад. В ответ не раздалось ни единого выстрела. Уже утром, когда о ночном происшествии забыли, Леха, осматривая местность в бинокль, заметил несколько вьючных животных, которые бродили вдоль фруктового сада. Бойцы решили проверить груз, притороченный к животным. Во всех вьюках и мешках оказалось оружие. Здесь же лежали убитые лошади и верблюды, рядом валялись трупы нескольких моджахедов. В сад по земле тянулись кровавые следы.

Улов за ночь был внушительным - десятки единиц автоматического оружия, несколько безоткатных орудий, шесть переносных зенитно-ракетных комплексов "Стрела-2" польского производства, большое количество разнообразных боеприпасов. Собрав трофеи, спецназ поспешил покинуть район, так как моджахеды, подсчитав количество своих противников, постарались бы уничтожить роту. Сейчас они должны были отсыпаться. Но Олег, понявший, что испытывает новое пополнение, почувствовал необходимость поддержать ребят. Он негромко обратился к сидящему на соседней кровати Владу:
- В первой операции я шел мимо поля, где крестьянин жал серпом колосья, я еще подумал, надо же, какая отсталость. Только это была последняя мысль, потому, что он отодвинул полу одежды, из – под которой торчал укороченный калаш. Знаешь, мой палец произвольно нажал на спусковой крючок. Теперь я уже потерял счет убитым моджахедам, а того помню до сих пор и во сне часто снится. А ведь я до армии не из робкого десятка был.

«Да, уж, - думал Санька, - ты точно не из робких». Но его мысли прервал смех. Олег рассказывал, как шутили они с двоими своими дружками над сельчанами:
- Однажды мы взяли и поменяли у одной вредной бабы корову на колхозного быка. Потом всю ночь караулили ее, чтоб далеко не убежала, комарье съело нас. Но зато утром, когда баба пришла с подойником в хлев, мы сначала услышали удивленный вскрик, а потом такой отборный мат, что хохотать перестали. Громкий мужской гогот сотряс палатку – каждый представил, что увидела женщина вместо вымени. Но Олег продолжил:
- А еще мужик оставил выпряженную телегу с дровами возле дома. Мы с пацанами подманили Тузика сахаром, он долго потом за нами бегал, а сами вместо лошадей перетащили телегу на другой конец улицы. О, что утром было! Мамка говорит: «Вставай, блудня, иди, телегу ставь на место». Только я ей: «Я – не я, и телега не моя».

А вот еще случай, когда вся деревня смеялась вместе с нами, это мы у одного пьяного комбайнера отвинтили колесо с комбайна. Дураки, конечно. Ты представляешь, - обращался он к Владу, хотя давно его слушали все, - сколько весит колесо от этой махины. А мы его еще на столб двухметровый вожжами затянули. Мужики на следующий день срубили этот столб, потому, что никто на него лезть не захотел. Но пока рубили, бабы и дети со всех улиц стояли и ухохатывались. Мне дядька вместе с участковым после этого сказал:
- Тебе, Олень, либо в тюрьму, либо в армию. Вот тогда я и выбрал армию. У нас в роду много «сидельцев» было. А мне, что-то не захотелось.
Олег, говорил еще, но Санька, вдруг успокоился. Случись с ним что, вот он – готовый командир. Так, что ему не каждой пуле можно кланяться. Тогда он не знал, что Игорю сделали повторную операцию, а их всех за последнее задание наградят орденами Красной Звезды.
26.
Игорь выздоравливал медленно. Он почти не помнил себя между тремя операциями. Все это время ему снился один бесконечный сон: душманы взяли его в плен и пытают. Сначала он усмехался про себя, пытка показалась ему детской: они поместили его в подземелье в полную темноту и только правый бок подставили под палящее афганское солнце. Он ерзал, пытаясь сдвинуться с места – солнце превращалось в костер, но ему не удавалось и бок начал пылать. Игорь просил пить – ему не давали, хотел прикрыть бок рукой, но ее кто-то старательно убирал.

А потом над ним склонились лица сестры и Танюхи:
- Вы у меня в печенках сидите, - невнятно проговорил он.
- Что, что? - переспросили в один голос девушки.
- В печенках сидите обе, - повторил Игорь, израсходовав все силы.
- Он не бредит, не бредит, он видит нас, - проговорила счастливым голосом Таня.
- А почему я должен бредить, - сухие губы отвыкли разговаривать.
- Потому, что ты, осел долговязый, попытался нас из печенки выковырить. Да видно не знал, что она опять вырастет, и мы в ней останемся все равно, - прояснила ситуацию Марина. Тань, ты напои его с ложечки, - обратилась она к девушке, на лице которой оставалась улыбка облегчения, - понемногу, но теперь можно через каждый час давать. Да, смотри, не все его просьбы выполняй.

Марина, как в воду смотрела. В беспамятстве Игорь был спокойным пациентом, но только дело пошло на поправку, как бедная Танюшка не знала, чем угодить выкарабкавшемуся из небытия жениху. Как большинство мужчин, за которыми есть кому ухаживать, Игорь закапризничал. Ему надоел чай с лимоном, прописанный доктором, протертые до желеобразного состояния блюда, заставляли морщиться, а поскольку исхудал Игорь невероятно, Тане казалось, что жених сейчас заплачет. Из девушки, не обремененной полнотой, при своем маленьком росточке, она превратилась в худого симпатичного подростка. Марина, чтобы доктора не гоняли невестку, попросила кастеляншу, выдать ей халат. Десять дней, пока Игорь был между жизнью и смертью, она, молясь за него, мыла пол в палате, подавала судна лежачим раненым. И потому, когда в очередной раз, Танюшка побежала на местный рынок, чтобы купить то, что любимый хочет, а доктор разрешил ему это съесть, парни наперебой стали хвалить ее. Кое-кто рискнул даже сказать, что увел бы такую, если бы она видела чуть дальше своего носа.

- Завидуете, - отозвался Игорь, - посмотрел бы я на вас, если бы рядом мамки или невесты были.
Только для Тани эти хлопоты не в тягость. Сколько раз она отчаивалась, видя, как горит он после второй и третьей операциями. Хорошо, хоть Марина рядом. Она гнала ее выспаться к себе на съемную квартиру, но девушке казалось, что стоит ей выйти из палаты и с Игорем случится что-то плохое. Оттого и спала рядом на составленных стульях, и есть забывала. Но сейчас радовалась, да, она радовалась тому, что жених ранен. Теперь его комиссуют, и ей не надо будет умирать от страха, что он не вернется.

Вот мать его, никто ей не сообщал, а она почти каждый день звонила Марине, говоря, что с сыном беда. Сны ей плохие про Игоря снились. И девушки вынуждены были сказать, что он ранен, но уже поправляется. Теперь она не верит им. Как только Игорь сможет дойти до телефона, он сам скажет, что с ним все хорошо. «Господи, - думала она, - пусть у меня будет дочка, за нее не надо переживать, что она уйдет на войну». Теперь Танюшка знала, что, если врачи разрешат Игорю вернуться в Афганистан, она все равно родит ребенка. Потому, что…, потому, что он у нее останется в малыше. Но она гнала мысль, что ему разрешат вернуться с его-то ранением. Таня уже начала мечтать о свадьбе. Говорят, что всем воевавшим в Афганистане дают квартиры вне очереди. А, если и не дадут, поживут пока с родителями. Тетя Надя и дядя Коля ее давно невесткой называют. Да и она к ним привыкла. Конечно, лучше бы одним пожить, но с Игорем она согласна на все. Ей почему-то вспомнилась та, девушка, подружка Марины. Не забыть бы, спросить у Игоревой сестры, дождалась она своего жениха или нет. Счастливая Таня, хотела счастья всем.
27.
Она спросит, и Марина ответит – нет, не дождалась пока. А потом будет долго думать, в чем ее вина. Ведь ей никто не говорил, что этот ребенок Сашин. Да и не виделись они с Аленкой более трех лет. И с ним тоже. Вот увидятся, тогда… . А, что тогда, Марина еще не решила.

А вскоре Игоря перевели в другую больницу долечиваться и Танюшка, решившая возвращаться домой с женихом, дважды продлевала отпуск через будущую свекровь: мастера холодильных установок, хотя и очень нужны, особенно летом, но жизнь и здоровье Игоря важнее.

Санька узнал о приглашении на свадьбу от Полкана, но удивился больше другому: его отзывают в Союз – руководству нужны опытные инструкторы по подготовке спецназа для борьбы в условиях Афганской войны. Неоправданно большие людские потери заставили руководство операцией задуматься над изменением тактики. Для выполнения задания нужны были настоящие, прошедшие суровую подготовку, бойцы – Санька горько усмехнулся – они это поняли давно. Верха только что. Хорошо, что вообще поняли, а то бы так и гнали необученных парней на убой. Санька устал от бойни: чужой и своей крови. Но оставлять ребят не хотелось.

Ему, казалось, что легче найти инструктора, чем бойца с душманами. Только Полкан умел убеждать. Если он откажется, начальство пойдет ему навстречу. Но Санькин опыт сейчас нужнее для десятков парней, которые ждут отправки в Афганистан. И потом – первую операцию с пополнением он будет проводить сам. Санька согласился, прощание с друзьями было трудным. Особенно жалко ему почему-то было Леху.

Наверное, в благодарность за спасение, за него нужно было хлопотать перед начальством, чтобы поставили командиром. Но Санька просил за Олега. Тот жестче и справится. А при Лехе верховодить будет Рустам. Чувство брезгливости к этому злому в боях мужику, так и осталось. Санька подозревал его в мародерстве, но не пойман – не вор. Руст сдружился с вертолетчиком и отправлял награбленное, не оставляя следов. А, может, Саньке просто не хотелось, копаться в чужом вещмешке.

Он собрал письма, которые опустит в почтовый ящик в Союзе, радость для родных – весть от почти совсем пропавших сыновей. А его Саньку никто, кроме Игоря, не ждет. Ну, да ладно. Не в первой. Он вылетел вместе с Полканом и в дороге узнал, что это не все новости. Полкан выхлопотал ему квартиру, им говорили, что их обеспечат жильем, но как-то не верилось в обещание. И вот теперь они с Полканом соседи по лестничной клетке в многоэтажке на окраине, представить невозможно, Москвы. Полкан, видя благодарность в глазах Сашки, которую тот не знал, как выразить, смазал момент, сказав, что это в интересах начальства – иметь их под рукой. Потом они не раз будут повторять это слово на все лады, потому, что спокойной жизни в своем тридцати четырех метровом раю не получится. Но это будет потом. А пока они оба собирались на свадьбу к Игорю, в тот город, где Санька однажды был.

Чтобы не обременять жениха своим присутствием в маленькой трешке, мужчины остановятся в гостинице. Оба будут искать в местных универмагах костюмы, у Саньки его просто не было из-за ненадобности, а Полкан, как-то забыл, что на свадьбу надо идти в гражданке. Продавщицы, видя симпатичных мужчин, таяли, как лед в Афганистане. Полкан, заговоривший заведущую секцией тем, что в своем одиночестве он даже рубашку выбрать не может, сумел добыть им импортные югославские костюмы. Купить рубашки и галстуки оказалось проще, а вот обувь они брали у фарцовщиков. Не было подходящей.

Саньке после трех лет военной обстановки, все казалось нереальным. Ходить по улице без оружия, тяжесть которого придавала уверенности, все равно, что ходить голым. И самое интересное, что здесь люди жили, как ни в чем ни бывало: учились, работали, скандалили в транспорте, стояли в очередях, жалуясь на дефицит товаров. Все было нормально, если бы там не было войны. Про них вспоминали редко.

Занеся покупки в номер, Полкан решил принять душ. Санька вышел на улицу. Сентябрьский денек выдался солнечным и теплым. После удушающей жары Афганистана, ему хотелось напитаться свежестью российского воздуха. Почему-то именно осенью деревья становятся такими красивыми. Как солдаты перед смертью, покажут себя во всей красе и упадут на землю листьями.

Он шел просто так, не задумываясь, но ноги его привели на автобусную остановку, туда, где несколько лет назад, он ждал смешную девчонку. Конечно же, ее там не было. Он постоял, поглядел, как студенты штурмуют подошедший автобус, и прошел по тропинке в ближайший двор. Присел на скамейку, закурил. Из-за кустов шиповника слышались голоса:
- Софочка, ты выбирай, куда бросаешь мяч. Вот закатится в колючие кусты, сама полезешь за ним.
- Тоже мне, мужчина. Отец вернется, спросит тебя, как ты тут без него жил, а ты что ему скажешь?
- Он еще не все медали заработал, он приедет, когда я в школу пойду. Софочка, Джульбарс здесь, - раздался совсем близко от Саньки испуганный голосок, заставив его подняться.
- Не маши руками, стой, - сказал Санька, подходя к мальчишке, - а теперь скажи псу: «Фу! Пошел вон!».
28.
Сашенька обхватил ногу мужчины на всякий случай и, осмелев, выкрикнул: «Фу! Иди отсюда!». Джульбарс встал, а потом развернулся и побежал к скамейке, на которой сидела Софья Андреевна. Она неуклюже стала поднимать сухонькие ноги. Но правнук уже бежал спасать ее: «Фу! Фу! – кричал он, - иди отсюда», - он поднял было ручонку, но Санька, глядевший на них, напомнил издалека: «Руками не маши!» - и ребенок прижал руку к себе. Собака убежала в поисках других развлечений. Мужчине показалось, что он где-то видел уже лицо ребенка. Но где, не мог вспомнить.

Он поглядел на часы, надо возвращаться в гостиницу, пока Полкан не объявил розыск. Они решили сделать Игорю сюрприз, прийти прямо в ЗАГС. «Павел Егорович, черт, - подумал Санька, - как длинно по имени и отчеству называть человека, Полканом здесь неудобно, может, Егорычем? Интересно, а сколько ему лет? Егорыч провел разведку, и знал, в каком ЗАГСе расписываются молодые».

Полкан и вправду начал волноваться, куда пропал боец. Не натворил бы чего под горячую руку. А им, вернувшимся из Афганистана, многое покажется несправедливым. Война отметает шелуху обыденности и оставляет в них то, что действительно важно и дорого человеку. Павел это понимал, но в мирных людях, куда больше полутонов уживается, а не только черный, да белый. Но, увидев парня, промолчал. Привыкшие к постоянной опасности, они никак не могли расслабиться. Дождавшись, когда распаренный и побрившийся Санька выйдет из душа, он по привычке скомандует: «Одевайсь!» В гражданских костюмах, стройные и неимоверно загоревшие, они поглядят друг на друга и отчего-то застесняются. Но Полкан избавит их обоих от неловкости:
- Женихи, едрена мать!
- А Вы женаты? – спросит Санька.
- Санек, давай без свидетелей на ты, хорошо? Я ведь и старше тебя ненамного. А после Москвы и в званиях ты чуток только отставать будешь, - выдал Полкан тайну.
- Только я тебя Егорычем все-таки буду звать, так сподручней.
- Егорычем, так Егорычем. Пошли невест искать, а то бобылями останемся. У нас полчаса в запасе. Можно и пешком, но мы с шиком, если такси свободное поймаем.

Аленка с августа месяца устроилась на работу, Сашенька в садик ходит, мать с Софочкой нарасхват готовы с ребенком посидеть, если заболеет, а ей вроде бы и занять себя нечем. Работа ей нравилась, учить ребятню азам рисования, когда у них фантазия в изобилии, интересно. Шумновато правда у нее на уроках, но дети, когда увидят в школьных коридорах, бегут к ней, спрашивают, когда следующий урок будет. Это радовало Аленку, вернее, Елену Михайловну. Вот только из садика Сашеньку бабушка Лида забирает, а ей приходится к ним каждый день заезжать. Аленка лукавила, заезжая за сыном, она ужинала у матери, та только после этого отпускала их домой. Да и Аленке было спокойнее, когда повидается со всеми. Софочке пошел девяносто второй, и она потихоньку сдает, хотя и хорохорится: «Вот, твоего жениха встречу, тогда подумаю о покое» - она не произносила слово смерть.

Аленка не хотела расставаться с бабушкой, а поскольку Санька был почти мифической фигурой, то Софочке ничего не грозит – успокаивала она сама себя.
Но сегодня, укладывая сына спать, она пережила нечто вроде шока. Розовый после купания Сашенька, взявший в постель маленький бронетранспортер, вдруг заявил ей, что видел отца:
- Он меня научил Джульбарса не бояться. Мам, я говорю собаке – фу, иди отсюда и она уходит. Но Аленка пропустила эти слова мимо ушей:
- А почему ты думаешь, что это был отец? – задала она с волнением в сердце вопрос.
- А потому, что он похож на вот этот портрет, только он настоящий и с усами, и в военной форме.
Аленка, думая, что сын ошибочно принял человека в военном кителе, за своего отца, пошутила, - а, что же ты ему не сказал, что ты его сын?
- Я побежал Софочку от Джульбарса спасать. Эх, что же я наделал, - расплакался Сашенька.
Видя, что дело принимает серьезный оборот, Аленка стала успокаивать ребенка:
- Ты обознался, мой хороший, наверное, это был чужой дядя.
- Нет, это был папа, я правду говорю, - обиженно проговорил сын и отвернулся к стенке, - выключи свет.

Елена Жалеева, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1547 № 114507 от 29.09.2015

0 | 0 | 1262 | 17.11.2024. 16:34:17

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []