Ястребы и ласточки - ч.1

Главы о войне написаны по материалам:
Сергея Юфирева - сайт "Военное обозрение";
Сергея Козлова - журнал "Братишка";
Алексея Чекишева "Информационный журнал Харьковского городского союза ветеранов Афганистана";
Комментариев на сайте " Однажды это случится";
Рожденный в СССР, поколение № 70 - Сайт "Чирчик",
Автор бродяга опубликовано 21/01/2004.
Спасибо всем им, донесшим свои мысли, чувства и переживания в скупой хронике Афганских событий.


1.
Он был детдомовским. Она это поняла сразу. И, хотя на вид, а был он высокий, крепкий, да еще выправка и форма военная делали его стройнее и заметнее на танцплощадке, сиротой он явно не казался, но какая-то резкость суждений и понятий наталкивали ее на эту мысль. Вообще-то думать о нем ей не полагалось. Аленка заканчивала институт, они с ее парнем-однокурсником собирались пожениться, чтобы не мыкаться в захолустье по распределению.

Но ведь сердцу не прикажешь. Его звали Сашей, так звучало мягче, хотя, он представился Александром. Он был другом Игоря, старшего брата Маринки, ее самой близкой подружки. Маринка с четвертого класса за ней каждое утро в школу заходила. Но по окончанию школы пути их разошлись: Маринка в мединститут поступила в другом городе, а она домашняя девочка, боявшаяся потеряться среди чужих людей, осталась здесь и поступила на художника. Честно говоря, художником она себя не считала, но преподавать уроки рисования в местной школе ей понравилось, и умения ее хватало, да и детей любила. Родители и ее, и Виктора уже готовились к свадьбе, как к чему-то предрешенному. Но этот молчаливый парень запал в душу.

И не ей одной. Маринка, приехавшая на каникулы, тоже глядела на загадочного Александра с блеском в серых, но улыбчивых глазах. Он и танцевать их приглашал по очереди, хотя Виктор отпускал Аленку неохотно, чувствовал соперника каким-то мужским чутьем. Лучше бы не приезжал он в гости к другу, думала Аленка ночью, не знала бы его, и сердцу было бы спокойно. А Саша и Игорь, получив распределение, догуливали последние деньки своего отпуска. У них уже и требования оформлены на туркменскую границу.
Аленка мечтала украдкой, вот, если бы он задержался у них в городе, они бы друг друга получше узнали, то возможно и отпустила бы ее мама от себя, поверив в надежность Александра. Ну, вообще - то он и не предлагал ей ничего, это она так просто замок на песке строила. Ей очень хотелось узнать, что он про нее думает и думает ли вообще.

К двадцати двум годам Санька прошел настоящую мужскую школу. Он глядел на этих молодых девушек и парней не то, чтобы свысока, но, как смотрят выпускники на первоклашек.
Парень видел их волнение, но оно, казалось ему таким детским, хотя был с ними почти ровесником. То, что переживали они сейчас, у него осталось далеко позади, как будто с тех пор прошло не семь лет, а целая жизнь.

Ему и другу его Сереге было по четырнадцать, Верочке на год меньше, когда они влюбились в нее. Никто бы не поверил, что оба они - одного поля ягоды, не боявшиеся чужих кулаков, робели при ней. И сирень ей из соседских палисадников рвали, и яблоки потаскивали, а больше чем за руку подержать не сподобились. Цвело что-то нежное в груди, но потом прихватило морозцем, он уехал поступать, а Серегу в армию забрали. Верочка клялась, что дождется, но через год вышла замуж. Нет, застрелиться Саньке не хотелось, к тому времени его научили жить без эмоций: жизнь стоит столько, сколько она стоит , а именно - ничего.
Его учили убивать: ни жалости, ни любви к кому-то бы ни было, просто убей до того, как убьют тебя, но не доставь противнику такой радости. Из сорока кандидатов зачет сдавали двое – трое, а из них отбирался один.
Но сейчас, глядя на Аленку, он вспомнил тепло и мягкую осторожность рук своей первой любви, хотя простить первого же в его жизни предательства не смог.

2.
Плестись по Туркмении на поезде было тошно. Только поезд замедлял ход, как превращался в душегубку. Вентиляция не работала, а за окном, несмотря на начало сентября, было плюс тридцать восемь. Они с Игорем выходили на перрон и, если в пределах видимости была колонка, мылись ржавой водой. Но колонки попадались редко, на гимнастерках появились белые круги от соли, хотя одевали они их не часто, все больше в майках валялись или сидели, чтобы не липнуть к стенкам перегородок. Санька молча глядел в окно, не видя суетливых местных крестьян, предлагавших дыни, арбузы и еще какие–то ягоды и фрукты. Он вспоминал ночь перед отъездом, отчего кровь приливала к паху.

Эта девчонка все-таки напросилась на приключения. Жених ее благополучно отправился отдыхать с матерью в Сочи, звал и Алену, но она сказала, что поедет со своими родителями в октябре. А на следующий день после его отъезда пригласила Игоря с сестрой и его к себе на дачу. Он думал, что такие дачи бывают только у писателей или космонавтов, оказывается, у местных царьков в каждой области есть отдельно построенный коммунизм, для себя любимых. Но об этом Санька узнает чуть позже. Утром к условленным семи часам ни Игорь, ни Марина не пришли. То ли друг постарался для него, то ли и впрямь мать его попросила к бабке в деревню съездить, забор поправить, да еще что-то по хозяйству сделать, тот согласился, а Саньку не взял, сказав:
- Иди, неудобно такой девчонке отказывать.
Так, что утром он один ждал Аленку на остановке. Она расстроилась, что подружка не пришла, бегала к телефону–автомату, звонила, выспрашивала. Только Марина отказалась, сославшись на поездку к бабушке.
- Может, не поедем, - сказал тогда Санька.
- А как же шашлыки, я ведь Михалыча попросила мясо замариновать, - жалобно проговорила девушка.
Видя, что ей очень хочется оказаться с ним за пределами города, он ответил:
- Ну, раз Михалыч старался, то надо ехать, - хотя не имел представления, кто такой этот Михалыч.

Им оказался отставной военный, который подрядился охранять обкомовские особняки. Дачный поселок был обнесен высоким забором, шлагбаум, как на переезде, закрывал проезд и проход в него. Всех владельцев дач и их отпрысков сторож знал хорошо. Не один год он сидел в уютной будке, наблюдая за грехопадением то одного, до другого члена августейших семей и при случае мог бы рассказать много интересных подробностей, но тогда бы ему пришлось распрощаться с хорошей прибавкой к пенсии, и работой, которая была лучше отдыха. Вот и сейчас он видел, как испуганно бегают глаза у Аленки, приехавшей на спецавтобусе, а парень-то нездешний. Михалыч вышел из будки, буравя Саньку взглядом, но того не то, что взглядом, кулаком не смутишь, потому бывший подполковник, сам протянул руку:
- Здорово, служивый. Из каких краев будешь?
Здравствуйте, - Санька, не моргнув глазом, ответил, - да местный я. Вот решили с Аленой отдохнуть от города, - пусть старый штабник пороется в своих архивах.
- Алена, позвонишь мне, когда шашлыки подавать или сами жарить будете?
- Мы сами, - ответил за нее Санька и возьмем их прямо сейчас, - ему не хотелось, чтобы эта жирная рожа лишний раз светилась перед его глазами и вынюхивала, чем они там занимаются.
Михалыч сходил в дом за будкой и принес эмалированный бидон с мясом.
- Спасибо, - поблагодарила его Аленка, - папа рассчитается с Вами.

Санька взял холодный бидон и пошел впереди девушки, хотя не знал, который из этих домов ее. Она догнала его и, молча, засеменила рядом. Зная, что сторож смотрит им в спины, он спросил, куда сворачивать?
- Сейчас налево, наш дом ближе к озеру, - почему-то виновато проговорила Алена.
«Вот он коммунизм, - подумал тогда лейтенант, - и воевать за него не надо: за дачей ухаживает садовник, шашлыки готовит бывший подполковник, а продукты в холодильнике, наверное, сами появляются». Она каким-то образом почувствовала его мысли, потому что стала сбивчиво объяснять, что ее папа почти не бывает здесь, а дачи положены всем обкомовским работникам. Санька, зайдя в дом, даже в зеркало взглянул, неужели у него мысли на лице написаны, но нет, оно, как всегда было бесстрастным.

А Аленка глядела на него, не скрывая своих чувств, восхищалась его умением разжечь дрова для шашлыка, успеть искупаться в пруду, вовремя перевернуть шампуры, чтобы мясо подрумянилось ровно, рассмотреть, не задерживая взгляда фигурку этой неумелой соблазнительницы – ну, этим она не восхищалась вслух.
А посмотреть было на что, наверное, Верочка бы тоже стала такой в двадцать: грудки подпрыгивали каждый раз, когда она, забыв что-то в доме, вскакивала и бежала, стараясь угодить ему, а ноги были тренированными, он спросил:
- Танцами занимаешься?
- Нет, я художественной гимнастикой занималась, но в четырнадцать лет проблемы с коленом начались, и папа запретил мне ходить на тренировки, а ты каким спортом увлекаешься?
- Да всеми понемножку, - уклончиво ответил Санька.
Они пили вино сухое, но девчонке хватило и его. Глаза ее при взгляде на Сашку отсвечивали перламутровой пленкой, он еще тогда подумал, наверное, это и есть поволока. И, хотя, он не собирался связывать себя с ней, но и в евнухи не записывался. Они ели, сидя на одеяле, которое Аленка принесла из дома, и то и дело касались плечами или бедрами друг друга. Она действовала на него возбуждающе, хотя, кажется, не понимала этого или умело играла с ним. Тогда он посчитал, что, скорее всего, второе. Санька жевал, запивая вином, отлично приготовленный шашлык. Но как бы ни были вкусны в меру острые кусочки мяса, наступает насыщение. Наверное, когда-нибудь он будет жалеть, что отказался от следующей порции.
Но отказываться от девчонки, предлагавшей себя на сладкое, не собирался.

Аленка пыталась вызвать Саньку на разговор, но он отвечал уклончиво, она разгадывала его ответы, как головоломку, пытаясь понять, почему он так отвечает: потому что считает ее глупой гусыней или она совсем не в его вкусе. Расстроившись, девушка позвала его искупаться, потому что не знала, что делать дальше, он не говорил ей комплиментов, не флиртовал, как другие, не пытался поразить ее воображение рассказами о своих победах над другими девочками. Алена решила искупаться, чтобы не так жарко было ехать обратно, но все пошло не так.
Расстроенная, она забыла взять полотенце, а, окунувшись в воду и проплыв немного, вышла, покрывшись крупными, как пшено пупырышками. Только Санька видел не гусиную кожу, а, торчавшие из-под ткани бюстгальтера, соски. Если девчонка хочет, что же, он не против, тем более, что неизвестно когда еще представится такая возможность.
3.
Игорь молчал, видя, что друг о чем-то задумался. Скажет, если совет нужен будет. А не скажет, значит, так надо. После училища, где на болтовню не было времени, они научились понимать друг друга без слов. Отпуск расслабил его, но и утомил трескотней парней и девчонок, с которыми рос. Столько порожнего гонят, что иной вечер, сидя рядом на дворовой скамейке, он уходил мыслями в свое, не забывая во время улыбнуться, чтобы не выглядеть бирюком. Они прошли с Санькой много такого, отчего взрослые, здоровые мужики плачут. И это только подготовка, какие же ягодки им предстоит собирать.

Танюшка, наверное, думает, что не любит он ее, она надеялась на то, что распишутся после окончания. Только они с Санькой решили не связывать ни себя, ни девушек обещаниями. Можно сколько угодно делать вид, что их готовят, как и всех военных, только кому врать? Себе. Хуже всего, что они до последнего мгновения остаются в неведенье. Где и когда их поднимут по тревоге? Конечно, каждый надеялся вернуться живым, вроде бы время-то не военное. А вдруг? Незамужняя поплачет, да и забудет, а вдова, да с ребенком, ей-то каково будет. Бегали они с Санькой в училище к таким вдовам, да разведенкам, собирают женщины облюбочки. Не хотел он этакого счастья Татьяне и не согласился на ее уговоры, мол, все равно она его дождется. Ведь сколько ждала, да в какие годы, самые жадные до любви. А, может, и зря? Случись чего с ним, хоть ребенок останется, а так, вроде и не жил на этом свете. Чтобы отделаться от глупых мыслей, Игорь вылез по грудь в окно: сухой и жаркий ветер хлестал по щекам, заставляя прищурить глаза.

А Санька задремал. Ему снилось, что Аленка назначила ему свидание, в укрытии, которое было замаскировано по всем правилам военной разведки. Где-то среди тянувшихся гор ему нужно отыскать вырубленный в скале проход, и он, как учили его, проходил бесконечную спираль, цепляясь за острые края камней, обливаясь потом, обезвреживал мины, но, то и дело находил едва заметные приметы новых. Радуясь, что уже почти добрался до заветного входа, Санька даже видел полог, закрывающий его, он был закамуфлирован под гранит, но камень под ногой закачался и он, ударившись головой о скалу, полетел вниз...
- Проснись, - Игорь стоял возле его полки.
- Черт, приснится же, - хрипло проговорил Санька, и вправду крепко приложившийся головой о стенку, поезд на стрелке сильно тряхнуло. Сердце билось часто, духота стояла неимоверная, - дай фляжку.
Попив теплой воды, снова откинулся на смятую плоскую подушку.

Глупость все это. Хотя, разведчик из него никакой – не смог отличить влюбленную дурочку от искательницы приключений. Тогда, после купания в озере, Аленка – чистоплюйка предложила ему принять душ, он вымылся, хотя и так чувствовал себя освеженным прохладной водой пруда, и обмотался полотенцем, рассматривая в ожидании, когда высохнут плавки, картины на стенах. А она вышла из душа в коротенькой шелковой комбинации и поглядела на него испуганно и виновато. Он сел на шелковое покрывало родительской, как потом окажется, кровати и, раскрыв руки, поманил ее. Девчонка закрыла глаза и слепо пошла к нему. Не было у него еще таких, если только Верочка, но с ней до этого не дошло. Шелк кожи под шелком сорочки. Он нашел соски, которые дразнили его еще на озере, и прикусил их через тонкую ткань, Аленка, застонала и тогда, сминая ее губы своими, он опрокинул ее на кровать. Комбинация задралась, обнажив плоский живот и загоревшие бедра. Санька провел языком по демаркационной линии загара, бедра девушки выгнулись ему навстречу, он сорвал с себя полотенце. Аленка обхватила его за плечи, впиваясь ноготками, приподнялась, помогая снять трусики, он выбросил шелковый комочек и рванулся в нее. Девчонка вскрикнула, он понял, в чем дело, но поздно. Уже потом, повернувшись на спину и заложив руки за голову, он спросил:
- Почему ты не сказала?
- Я … , я не знаю, я думала, что ты взрослый, ты сам все понимаешь.
- Ты ошиблась, я совсем из другой сказки.
Он сидел в саду, а она застирывала простынь с родительской кровати.
Санька крепко зажмурил глаза. Поезд сильно раскачивало.

4.
Жизнь на базе горной подготовки превратилась в один длинный день, когда каждая жилка, каждая клеточка просит отдыха. И, если первые дни подъемы в горы были налегке, учились ходить, цепляясь за малейший выступ, ставить ногу, выбирая надежный камень, прислушивались к шепоту горной осыпи, которая в любой момент могла превратиться в камнепад, то через неделю это занятие уже казалось легким. Теперь с минимумом груза карабкались почти по отвесным скалам. В связке парами, любой камень, сорвавшись из - под ноги впереди идущего, мог серьезно ранить второго. И они учились сторониться, выбирали склоны для подъемов, учитывая длительность освещения их солнцем, пробовали почву, если не на зуб, то запоминали ощущения непрочности или коварства влажной от росы травы. Читали клинопись мелкой гальки, заставлявшей поднимать глаза вверх и рассчитывать траекторию следующего камнепада. А потом отрабатывали удары ножом в условиях, когда сам стоишь на тропе, боясь сорваться вниз, а тут еще надо поразить противника. И вязали на ощупь вечерами узлы, поняв, насколько верно выражение - жизнь висит на волоске.

Их было шестеро в группе. Игорь научился уживаться со всеми, Санька не принял одного, хотя и с другими не приятельствовал. Олег с лицом рябоватым, черноволосый, мужик деревенской закваски, делавший все основательно, как будто он здесь собирался жить всю оставшуюся жизнь, рыжий Леха, всегда улыбающийся, низкорослый с большими добрыми глазами и рыжими ресницами. Все были довольны, когда он оставался дневальным: на ужин было горячее и непременно с мясом и, хотя припахивало оно странно, считали, что подпортилось от жары. Никто не видел, когда доставлялись продукты.

Командовал ими Полкан, заслуженно получивший это прозвище - он сам так представился. Гораздо позднее они будут произносить его с уважением, когда поймут, что его жесткость, граничащая с жестокостью, подготовила их ко многим неожиданностям, а главное, научила выживать в самых безвыходных ситуациях. Шестым был Руст или Рустам, который выеживался перед ними. К чему было рисоваться, если каждый из них попал сюда неслучайно, но ему обязательно надо было поймать тот момент, когда кто-то из них расслабившись после тренировок, подавая по его просьбе веревку ли, нож ли, вдруг попадался на внезапно примененный им прием рукопашного боя. Полкан молчал и другие тоже, но научились даже в лагере жить настороже. А однажды, он при всех отрезал голову неизвестно как попавшей к ним бродячей собаки и, слив хлещущую из горла кровь в кружку, выпил ее.

Ночью инструктор устроил новое испытание. При свете фонаря они должны были обыскать смертельно раненого противника и найти картонную карту с кодом, которая была у него в нагрудном кармане. Все понимали, что не может здесь быть никакого противника, все подходы заминированы и это скорее всего чучело, но когда рука Руста провалилась вместо кармана в окровавленные внутренности, он отдернул ее, а Санька, сжав зубы, рылся пока не нашел. Это были внутренности убитой татарином собаки. Наутро, Рустам, чтобы не цепляли его за этот момент слабости, огорошил всех, сказав, что Леха давно промышляет либо бездомными псами, либо лягушками, которые прячутся от дневной жары в пещере, а они хвалят его за ужины из них. И опять все промолчали, отчего желание Руста, найти в Рыжем козла отпущения, не исполнилось. А Полкан каждого из них проверил на убийстве невинной твари, потому, что на войне иногда приходится уничтожать не вовремя высунувшихся гражданских. Пожалеешь, доложит своим и накроется вся группа. И все прошли это испытание, и продолжали есть, приготовленные Лехой обеды.
Продолжение следует

Елена Жалеева, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1547 № 114364 от 22.09.2015

0 | 0 | 1146 | 25.11.2024. 02:30:15

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []