За что - окончание

Три дня он сидел в номере рабочей гостиницы, изредка выходя поесть и погулять с девочкой. Известия из больницы были неутешительными: положение стабильно тяжелое.
На строительстве требовали выхода на работу. Он разорвал контракт и позвонил домой. Трубку, как всегда взял отец, и впервые за пять лет Глеб попросит дать телефон матери:
- Ма, - он почти разучился произносить это слово, но, откашлявшись, начал снова, - мам, тут вот такое дело, знакомая женщина из нашего города попала в Египте в аварию. Она без сознания, а у нее маленькая девочка, я не знаю, что делать…

А вечером перезвонил снова. Варясь в собственном соку, он обратился в консульство, чтобы оформить выезд с ребенком в Россию, и тут выяснилось, что за тяжело пострадавшими русскими, а их оказалось три или четыре человека, высылают санитарный самолет. Они с девочкой могут сопроводить Илону до Москвы.
Признаться себе, что ты самоуверенный ублюдок не так-то просто. Но в аэропорту Внуково Глеб не смог скрыть чувства облегчения и благодарности к матери. Да и отцу не сразу взглянул прямо в глаза. Мысль, какого черта он возится с чужой в общем-то женщиной, принесшей ему одни неприятности, и с ее вечно плачущей девочкой, вместо того, чтобы переложить это все на турагентство и российское консульство, не однажды приходила мужчине в голову. Только Лизин голосочек:
- Дядя Глеб, вы обещали маму завтра забрать, - да ее тонкие цепкие ручонки, не отпускающие его ни на шаг, удержали Глеба.

Родители увезли Лизу, оставив его с Илоной в Москве. Здесь, в окружении родной речи, хотя и среди чужих людей, было легче.
Девушку прооперировали, но его долго не пускали к ней, она находилась в реанимации. А когда пропустили, выяснилось, что Илона ослепла.
- Кто тут, - голос молодой женщины от долгого молчания звучал хрипло.
Глеб бы не сказал, но она узнала его по одному слову «Привет». Узнала и задохнулась от ненависти:
- Пошел прочь отсюда.
- Хорошо. Лиза у моих родителей.
Она знала об этом из телефонного звонка своей матери, его отец умел находить и выслеживать, но промолчала.

А через месяц Глеб понял, каково это почувствовать отчуждение своей семьи. Илону перевезли домой, но поскольку выписавшейся из больницы матери Илоны после инфаркта нельзя было перегружать себя физически и эмоционально, его родители, почувствовавшие себя молодыми и влюбившиеся в маленькую девочку, время после работы, а в выходные почти весь день проводили у нее. Его не игнорировали, но вернувшись ближе к полуночи, мать восхищалась смышленостью маленькой Лизы, ее красотой, а батя таял от того, что она называет его дедом Мишей.

Глеб, проведший с Лизой не один день, пытался припомнить что-то неординарное, но видел перед собой только заплаканное сморщенное личико, да худую ручонку, сладкую от мороженого, цепляющуюся за его штанину.
Месяц безделья и полная свобода дома подтолкнули парня к мысли, что надо устроиться на работу, тогда день не будет таким длинным. Заграничный опыт разрешил эту проблему в два дня. Обслуживание электрооборудования на ТЭЦ.

Вновь чувствуя себя работающим членом семьи, Глеб хотел, чтобы ему уделяли больше внимания.
И потому, когда однажды возвратившись с работы, он открыл крышку кастрюли, откуда пахнуло прокисшим супом, он возмутился. Правда, негромко, но недовольно высказал матери, что надо бы убирать ужин в холодильник - июнь на дворе.
- Прости, сыночек, забыла. Мы на дачу Илону с Лизой хотим в субботу вывезти, да все в одной машине не умещаемся. К Гориным спешили, дядя Рома обещал подкинуть нас с Юлией Оттовной, да все сорвалось, на работу ему велят завтра выйти.

И дальше мать начала возмущаться произволом новоявленных капиталистов, ни словом не упомянув, что в гараже стоит старый отцовский жигуленок, на котором Глеб учился вождению.
Обиженный, что его не зовут, как будто он чужой, мужчина долго ворочался в постели. А утром за завтраком, мать, подавая сметану к блинам, открыла холодильник и снова посетовала на то, что такие шашлыки пропадут.
- Жигуль на ходу? – глядя в сторону, спросил он.
- Я, что – безрукий, – вопросом на вопрос ответит отец, - ты куда-то собрался?
- Вас отвезти, а то весь день придется изобретать способ поджарки мяса на балконе, - пробурчал Глеб.
- Ой, как хорошо, Глебушка. Ты нас с Юлией подвезешь, а папа Илону с Лизой и подружкой.

Он никак не ожидал благодарности от женщины так похожей на Илону. Стройная, высокая, с такими же волнистыми волосами, только коротко постриженными, она не выглядела больной, может быть излишне бледной.
- Спасибо вам, Глеб, всю жизнь за вас молиться буду, что не оставили моих девочек одних. Простите, что сердце подвело. Мне соседка, как про аварию с русскими туристами рассказала, я от телевизора не отходила. Илона на звонки не отвечает, в турагентстве никто фамилий погибших не знает - я представляла себе самое худшее.
- Все хорошо, Юля, - утешила мать женщину, - не волнуйся, все хорошо.
- Вы меня извините, мне надо было сразу сказать, что они живы, - повинился Глеб.
- Нет, нет, вы все правильно сделали, это я виновата.
- А где Лизин отец? – вдруг вырвалось у мужчины.
- Глеб, - возмутилась мать.
- Ничего, ничего, Оль. Если бы я знала. Я ведь думала, что это Егоркина дочь, что подуются они друг на друга, да сойдутся. Он ведь такой хороший, добрый мальчик. Но Илона порвала с ним в один день. Я сначала соседок своих стыдилась, глаз не поднимала, проходя мимо скамейки у подъезда, а сейчас рада, что Лисенок у нас есть.
- Мне бы такую радость, - проговорила мать, глядя из зеркала заднего вида прямо в глаза Глебу, у которого от неожиданно пришедшей мысли, голова пошла кругом.

Высадив их, он хотел было уехать, обдумать все в одиночестве, но мать озадачила его, велев набрать дров для костра:
- Отец один долго не справится, ты помоложе. Помнишь еще, где ножовка лежит, там в сарайчике на штыре, на стенке.
Ему ничего не оставалось. Сбросив футболку, Глеб надел старые кроссовки и пошел в лес.
Он бы пилил и пилил, чтобы заглушить чувство в сердце, такое же едучее, как пот, попавший в глаза: «Неужели, Лиза – его дочка. Не может быть, он был с Илоной всего лишь раз. Нет, нет, нет, - мужчина резко дергал, зажатую почти спиленным стволом, пилу, - нет его вины, это все эта, - но прежняя злость не хотела возвращаться, подсказывая другое определение женщины – мать его ребенка. А вдруг, она переспала еще с кем-то. Ему, что теперь всю жизнь сомневаться или генетический анализ на отцовство делать». Неожиданно раздавшийся совсем рядом голос отца, заставил Глеба вздрогнуть:
- Ну, что сын, поговорить не хочешь?
- О чем? – Глеб долго вытирал слезящиеся от пота глаза.
- Неужели, мы с матерью воспитали такого мерзавца, - не смотря на тихий голос, лицо отца выражало брезгливость.
- Кто вам сказал, Илона? – растерянно и виновато спросил он.
- Глупец, слепой глупец, - мужчина достал из кармана рубахи два прямоугольника и ткнул ими под нос сыну, - узнаешь себя, - на снимке Глеб, одетый в карнавальный костюм кота в сапогах, стоял возле елки. А на другом, подхватив пышную юбку двумя пальчиками, была Лиза в костюме сказочной принцессы.
- Я только сегодня узнал, вернее, догадался, что она, может быть, моей дочкой.
- Хоть это радует, - отец уперся в почти спиленную лесину, та, затрещав, рухнула на землю. – Бери с другой стороны, - отец приподнял тяжёлый конец ствола, - да пободрей, девчонки замучаются ждать шашлыки.
- Пап, давай я с того конца понесу, - Глеб подошел к отцу.
- Ты лучше реши, как правду всем скажешь. Лизе пять уже исполнилось, а она про отца только в сказках слышала.
- Илона меня видеть не хочет.
- Да и я последнее время тоже на тебя с неохотой гляжу. А куда деваться?

Илона не хотела ехать ни на какую дачу. В своей квартире, знакомой до мелочей, она и то натыкалась на косяки, если ускоряла шаг. А тут без поводыря не обойдешься. Врач по образованию, она верила коллегам из московской больницы, что слепота временная. Ей сказали, что зрительные нервы не задеты, инфекцию, которая попала в организм вместе с грязным стеклом, вовремя уничтожили. Остается ждать.
Подставив лицо теплому июньскому ветру, молодая женщина удобно устроенная на шезлонге, зябко передернула плечами. Мысль, чтобы было с Лизонькой, если бы она не выжила, морозными мурашками пробежала по телу. Из домика доносились голоса матери, дочки и Ольги Алексеевны. Наверное, Бог дает людям испытания для того, чтобы они задумались над ценностью своей и чужой жизни.

- Лан, ты не сгоришь, - голос матери, выглянувшей видимо из окна, раздался совсем рядом.
- Нет, мамуль, все хорошо. Я подремлю, - Илоне хотелось, чтобы о ней поменьше заботились, - не беспокойся.
- Может быть, крем от загара, - это выглянула мать Глеба.
- Да, мамочка, давай я тебя намажу, - внесла свою лепту Лиза.
- Я не люблю кремы, от них кожа становится липкой. Спасибо всем, я не обгорю, мама, а как твое сердце?
- Радуется, дочка, солнцу, траве, хорошим людям. Видно права пословица «Не было бы счастья,..»
Но Ольга Алексеевна не дала ей договорить:
- Я рада, что познакомилась с тобой Юля, и с Лизонькой, и с Илоной. Но лучше бы при других обстоятельствах. Снова послышался звон протираемой посуды, восклицание дочки:
- Ой, какая маленькая ложечка.
- Глеб ел ей, когда был ребенком.
- Дядя Глеб был маленьким? – удивилась девочка.

Женщины в домике рассмеялись, а Илона крепко сжала веки: такие, как он не бывают маленькими, они сразу рождаются циниками, знакомое чувство злости, заставило сердце застучать чаще. Девушка вздохнула глубже, после рассказа матери о его роли в спасении, Илона пыталась быть объективной, но не получалось.
Он нравился ей… ровно минуту, пока не открыл рот. А потом Илоне хотелось расцарапать его самоуверенное лицо или заткнуть рот кляпом. Девушка не понимала, как у замечательных и любящих людей – его родителей мог вырасти такой сын, и, как милый и добрый Егор мог дружить с отъявленным негодяем.
«Стоп, стоп ,стоп, - остановила она себя, - мать с детства учила ее искать вину прежде всего в себе, что она сделала не так?».

Если бы тогда, после первой встречи, она не поддалась на уговоры Егора и не согласилась поехать на пикник, может быть со временем, они бы смогли нормально общаться. Девушка снова крепко зажмурилась, она лжет себе. Глеб действовал на нее, как красная тряпка на быка. От одного его запаха непонятная злость загоралась в желудке, и она выплевывала ее резкими словами. Уж лучше бы ее пришибло падающей березой, чем, то унижение, которое пришлось пережить после. Почему она не закричала, не позвала Егора, не сказала ему о насилии, когда вернулась из леса? Почему не соврала, в конце концов, что ребенок от него? Хотелось бы верить самой себе, что это простая порядочность, нежелание обманывать хорошего человека.

Она ненавидела Глеба, но с появлением Лизоньки, отделила его от дочери. Эта радость прикосновений нежной кожи ребенка, сладкое дыхание пухленьких губ, небесная прозрачность удивленных глаз принадлежат только ей. Успокоенная щебетанием птиц и голосом дочки, обласканная теплым ветром, Илона задремала.
Открывший ворота дачи отец приложил палец к губам и кивнул в сторону спящей женщины. Не сговариваясь, мужчины опустили лесину на землю.
- Принеси пилу и воды, - прошептал Михаил, облизывая пересохшие губы.
Глеб на цыпочках прошел мимо шезлонга, взял инструмент из сарая и прямо через окно попросил воды:
- Мы за забором распилим бревно, здесь Илона спит, - прошептал он.

Мать, подавая воду, обдала его влажным растроганным взглядом. Но он, отвернувшись, глядел на беспокойно задвигавшуюся девушку, руки которой как будто пытались сбросить чего-то.
Если бы Глеб знал, что ей снится, то не затеял бы после шашлыков, когда родители, забрав Лизу, пошли прогуляться вдоль дач, разговора о необходимости… дать дочери свою фамилию.
На протяжении нескольких лет Илона пыталась забыть происшедшее, но один и тот же сон в разных вариациях выбивал девушку из колеи на целый день. В этот раз она, собирая в лесу хворост, наткнулась на рычащего волка. Тот, сверкнув глазами, опустил морду и обошел Илону кругом. Девушка замахнулась на него длинной палкой, а волк, вцепившись в корявый конец, стал издавать клыками пилящие звуки. Она выдернула дубинку и со всей силы опустила на голову зверя, он заскулил, но вместо того, чтобы убежать, пополз к девушке. И тогда она снова размахнулась и ударила его. Кровь брызнула прямо ей в лицо, отчего все вокруг покраснело. Илона вытерлась и увидела, как волк прямо на ее глазах превращается в … Глеба. Она задохнулась от страха и … проснулась. Глубоко задышав носом, она почувствовала запах преследующего ее во сне мужчины. Ольга Алексеевна не велела мужу говорить, что Глеб тоже будет на даче.

Илона не сразу поняла, что его родители пытаются свести ее с Глебом. Ну, не смогла подруга с ребенком поехать на дачу, с кем не бывает, приехали в разных машинах – уедут на одной. И только, когда ничего не знающая Юлия Оттовна радостно сообщила проснувшейся дочери, что их спаситель принимает душ, девушка начала подозревать – Ольга Алексеевна каким-то образом догадалась о внучке.

Не желая портить им настроение, она, молча, терпела близкое присутствие Глеба, его ухаживание, как то: посадить ее, взяв за запястье, за стол, вложить в ее руку бокал или шампур, сидеть рядом с ней, держа на коленях Лизу, потому что стол оказался для девочки слишком высоким. И чем дольше они сидели, нечаянно задевая локтями друг друга, тем больше копилось в ней раздражения, которое взорвалось, как только голоса родителей и Лизы, ушедших на прогулку, удалились на безопасное расстояние.
- Не виляй хвостом, кого ты хочешь обмануть, - тихо, но презрительно проговорила девушка.
- Я не виляю, меня с детства учили переводить старушек через дорогу, - парировал Глеб, забывая, что хотел смягчить отношения с матерью Лизы.
- Да я лучше под машину попаду… - начала было Илона, но осеклась.
- Вот-вот, только ребенка за собой я тебе тащить не позволю.
- Ах, ты, гад, - Илона резко встала, оттолкнувшись от стола, сложенная на нем посуда зазвенела, темнота в глазах начала краснеть, - к Лизе ты не имеешь никакого отношения.
- Так уж и никакого, - девушка незряче развернулась на самодовольный голос, прозвучавший совсем рядом, размахнулась и ударила, зло радуясь, что попала, и, ухватившись за его футболку, снова и снова била ладонью куда попало до тех пор, пока та не заболела.

- Полегчало? - насмешливый голос прозвучал над ухом Илоны, - теперь давай спокойно поговорим, я бы хотел дать свою фамилию Лизе и участвовать в ее воспитании.

Обмягшее тело девушки, вновь напряглось, ярость, поднявшаяся откуда-то из-под ложечки, прилила к глазам, она вновь замахнулась и вдруг сквозь туман увидела перед собой лицо Глеба, только не таким, какое она запомнила.
- Ой, - удивилась Илона, хлопая ресницами, - ой, ой, - и осела от головокружения на землю.
- Эй, Илона, что с тобой, - Глеб похлопал ее по щекам, - черт побери, - мужчина неловко подхватил девушку на руки и отнес на диван в дачу, метнулся на кухню, и, схватив первый попавшийся бокал, хлебнул из него и брызнул на лицо – это был Лизонькин лимонад.
- Что ты делаешь? – Илона, недовольно стирая сладкие брызги, поглядела на растерянного Глеба, - уходи отсюда.
- Ладно, ладно, я уйду. С тобой все в порядке?
Но Илона отвернулась к стенке дивана и не ответила.

Глеб сбежал с дачи пока все спали, понимая, что может не сдержаться и ответить на грубость девушки так же язвительно, чем окончательно уронит себя в глазах отца. Родители сделали вид, что поверили, будто его вызвали на работу в воскресенье, потому что вечером накрыли праздничный стол, радуясь Илониному прозрению. Он разделил эту радость искренне: стоять, когда тебя хлещут по щекам, не очень-то приятно, но и отодвинуться от слепого человека неловко, вдруг упадет.

Теперь, когда Илона выздоровела, родители не так часто уходили из дома, но искали повод привести Лизу к себе. Клавиатура на его компьютере стала липкой от сладких пальчиков, а на постели, покрытой плотным гобеленовым пледом, откуда-то появился песок.

Егор несколько раз, молча входивший в лифт, как будто в упор, не видевший находящегося там Глеба, неожиданно поздоровался, увидев его с Лизой, объясняющей, зачем ей столько игрушек в песочнице – мать пекла торт и ему пришлось сидеть с молодыми мамашами на скамеечке. Среди них было много симпатичных.

А когда Глеб вместе с другими сотрудниками отмечал в кафе день рождения лаборантки Наденьки, только его телефон перебивал поздравительные речи. Мать спрашивала, есть ли у него цветные карандаши, отец сначала искал коробку с диафильмами, а потом альбом с почтовыми марками. В конце концов Глеб ушел раньше, лишь для того, чтобы наткнуться в своей комнате на перевернутый стул, покрытый пуховой шалью – домик по версии отца; взбеситься оттого, что на обратной стороне пожарного плана для проверяющих, который он с такой тщательность делал несколько вечеров, цветной пастой нарисована семья каракатиц, держащихся за руки и одновременно висящих на воздушных шарах. Он сходил на кухню, выпил воды, и, наведя в комнате порядок, лег, надеясь, что у него хватит терпения, не сорваться, когда придут родители. Но утром все его старания пошли прахом. Заглянувшая в комнату мать, зачем-то позвала отца и они вместе, несмотря на раннее время, разбудили его своим хохотом. Глеб не мог со сна понять, в чем дело, пока не взглянул в зеркало: лоб, веки и скулы были перепачканы шоколадом, руки тоже. Приподняв подушку, мужчина обнаружил под ней склад растаявших от его тепла конфет, аккуратно сложенные фантики он найдет позднее в ящике с нижним бельем. За завтраком в прищуренных от смеха глазах отца стыло предупреждение и Глеб, давясь негодованием, проглотил его, запив горячим кофе.

Он понимал, что его подталкивают не только к дочке, но и к Илоне. Ну, как объяснить родителям, что они с ней противопоказаны друг другу. Девушка игнорировала его звонки и смс – сообщения. Глеб дошел до того, что два вечера следил за ней в огромное окно частного стоматологического кабинета. Вместе с ней работал слащавый док, медсестра и еще какой-то парень, временами появляющийся ниоткуда, заглядывавший в рот посетителям и снова исчезающий в неизвестном направлении. Дождавшись конца приема, а он длился дольше указанного на вывеске времени, Глеб хотел поговорить с ней. Но сладенький доктор оба раза, обойдя машину, усаживал Илону на заднее сиденье тойоты. А он, убеждаясь в своей правоте, злой шел домой, чтобы увидеть молчаливый укор в глаза родителей. Ему казалось, что он, как паинька возвращается по вечерам в полседьмого лишь потому, что не хочет расстраивать их.

Крышка котла, который постоянно подогревают до кипения и не дают спустить пар, в один не совсем прекрасный момент сорвется.
Было ли это подстроено родителями специально или на самом деле так сложились обстоятельства, Глеб не знает. Билеты на спектакль «Хочу купить вашего мужа» с участием Задорнова, поклонником юмора которого был отец, родители приобрели давно. И то, что Юлия Оттовна идет с ними, Глеб знал, слышал, как женщины обсуждают наряды. Но он никак не мог предположить, что останется с Лизой один на один на весь вечер. Побыть с ней на прогулке, когда она играет с другими детьми, объяснить правила игры в компьютере – это одно. Мужчине хорошо запомнились в Египте ее то и дело кривящиеся губы, предупреждающие о последующем реве. Пока мать на кухне или в зоне досягаемости, он не чувствовал себя беспомощным.

А тут, придя с работы, был поставлен перед фактом: Илону из-за болезни коллеги попросили остаться во вторую смену, до восьми вечера. Глеб, знавший, что она задерживается гораздо дольше, недовольно сжал губы, но смолчал. Поскольку мать не знала, что этот вечер Лизонька проведет у них, а на ужин был только плов, который девочка не ела, женщина, накладывая макияж, скороговоркой учила сына приготовлению омлета:
- Справитесь, Лиза? – уже возле двери спросила она с улыбкой, восхищенную ее яркой помадой внучку.
- Справимся, - девочка взяла Глеба за руку, как будто бы ей поручили смотреть за ним, а когда дверь за матерью закрылась – отец давно уже ждал ее в машине, повела его на кухню. Глеб, чаще всего жаривший яичницу, смешал по подсказке Лизы взбитые яйца с молоком, вылил их на сковороду и, подумав, что на приготовление блюда уйдет много времени, подхватил дочь на руки и сел за компьютер. Раньше мужчина считал, что нет ничего противнее запаха сгоревшего мяса, оказалось, что яйца, смешанные с молоком, сгорая, издают вонь, куда неприятней.
- Ох, Лиза, влетит нам сегодня, - испуганно-весело проговорил Глеб, открывая окно на кухне и, включая вытяжку.
Девочка, надев прихватки, стала махать руками, помогая ему прогнать дым. Когда в квартире более - менее проветрилось, мужчина открыл холодильник, решая, чем же накормить ребенка.
- Лиз, ты любишь горячие бутерброды?
- Люблю, а с чем?
Следующие полчаса прошли на удивление плодотворно. Девочки даже пятилетние - очень толковые помощницы, Глеб нарезал, а Лиза раскладывала то масло, то колбасу, то сыр на кусочки хлеба. Довольные друг другом они, сидя за столом и поглядывая в духовку, едва дождались издающих пряный аромат бутербродов. Лизе хватило одного, мужчина съел три и, похлопав себя по животу, предложил продолжить игру. Однако, посадив девочку на руки в своей комнате, почувствовал, что от макушки, которая всегда пахла земляникой, несет горелыми яйцами:
- Лиз, ты не хочешь искупаться, а то от нас пахнет дымом?
- Хочу, только, чур, я нырять буду.
- Хорошо, - согласился Глеб, не зная, что еще через полчаса ванная будет залита водой, а он промокнет с ног до головы. Но, взглянув на часы, мужчина обрадуется – у них еще будет время, навести порядок. Завернутая в полотенце Лиза, возмутилась, когда он начал сильно тереть ее голову, стараясь суше промокнуть волосы. И причесывать спутанные длинные пряди оказалось кропотливым делом. Но он справился. Его чистая футболка, надетая на девочку, вызвала у нее желание попрыгать на кровати, а потом свалиться на подушку и попросить воды и "деда-фильм". Не сразу поняв, что это за картина, он, было, стал искать ее в компьютере. Но Лиза уточнила, этот фильм надо на стене смотреть и самим крутить. Настроив старенький диапроектор, Глеб целый час читал надписи под картинками из мультиков его детства, и не сразу заметил, что дочь, удобно устроившаяся на его плече, заснула. Ему, кажется, что именно в тот момент непередаваемо - сладкое щекочущее чувство появилось у него впервые, а конфета, неизвестно откуда взявшаяся в раскрывшейся маленькой ладошке, вызвала улыбку и жжение в глазах. Поцеловав, пахнущую шоколадом ручку, он уложил ее поудобнее и вышел в зал.

На часах было без четверти девять. Глеб подошел к окну. Последние августовские дни, темнеет рано. Вечерний воздух пахнет по-осеннему свежо. Мужчина прикрыл форточку, от нечего делать прошелся по комнатам, прибрался в ванной, чтобы избавиться от неприятного запаха, вынес мусор, побрызгал освежителем. И снова подошел к темному окну. Благостное настроение вечера исчезло в один миг: из машины, освещенной изнутри, вышла Илона. Она о чем-то договаривалась с водителем, Глеб даже подтянулся на руках, пытаясь разглядеть. Но девушка закрывала его своей спиной. Когда она отошла - сладенький док, а это был именно он, развернул тойоту и припарковал возле их подъезда. Не дожидаясь звонка, мужчина открыл замок и стоял у порога, стиснув зубы и раздувая гневно ноздри. Услышав стук каблуков, Глеб распахнул дверь. От неожиданности Илона ойкнула.
- Развлекаемся, - ехидство в его голосе заставило женщину вспыхнуть.
- А твоё какое дело, - парировала она, стараясь обойти мужчину и забрать девочку.
- Тише, - зашипел Глеб, - моя дочь спит.
- Что? – от его наглости Илона заговорила было вслух, но, опомнившись, смерила с ног до головы одетого только в старенькие джинсы Глеба и зашептала презрительно, - кто ты такой!?
- Я тот, кто сделал тебе Лизу, - джин вырвался из бутылки, - напомнить как, - его рука схватила Илону за тяжелую прядь волос на затылке и заставила поглядеть ему в глаза.
Злость за унижение, пережитое ею когда-то, поднялась из груди и освободила от данного себе обещания, вести с ним цивилизованно:
- Ах, ты мерзавец, - со всей силы колотя ему в грудь, Илона пыталась освободить затылок от цепкой ладони, - гад, да мне надо было заявить на тебя в полицию.
- Неужели, а мне казалось, ты сама напросилась.
Этого девушка стерпеть не могла, размахнувшись, она влепила ему звонкую пощечину. И в отличие от прошлого раза, когда она не видела его лица, сейчас глаза Глеба потемнели от еле сдерживаемого гнева, а на скуле проявились отпечатки пальцев.
- Когда люди просят, они говорят, пожалуйста? – несмотря на насмешливый тон, зрачки мужчины полыхали огнем.
От ярости, переполнявшей женщину через край, она рванула удерживаемое им предплечье, отчего пуговицы и на пиджаке, и на блузке расстегнулись.
Глеб нарочито восхищенно отстранился, жестко прижимая ее руками к стене, а потом, лениво растягивая слова, прошептал Илоне в ухо:
- Ну, если даме нравится так…, - обхватил ее лицо ладонями и начал целовать уголки рта, веки, виски. Стараясь отвернуться, мотая головой из стороны в сторону, девушка сама нечаянно подставила под его вездесущие губы полуоткрытый рот. То, что начиналось, как противостояние, превратилось в первобытную страсть. Не в силах оттолкнуть его, Илона укусила мужчине нижнюю губу до крови, Глеб, зажав ее голову в жесткие тиски ладоней, только крепче прижался к ней губами. Задыхаясь, девушка вонзила ногти ему в грудь. Он рванул ее на себя и упал вместе с ней на ковер… . На этот раз, входя в неё, он заставил Илону открыть глаза:
- Посмотри на меня, - мужчина провел большими пальцами по закрытым векам, - слышишь, посмотри на меня - это я, я, я с тобой.
Как в тумане Илона видела горящие синими искрами глаза и слышала хриплые утверждающие вскрики – это я.
Когда все кончилось, Глеб, молча, помог ей подняться. Она, отвела глаза в сторону, приводя одежду в порядок. От звонка телефона, который вылетел из Илониного кармана, оба вздрогнули.
- Я выхожу, - глухо прошептала девушка в трубку и бесшумно закрыла дверь, они оба забыли про доктора.

Тишина, наступившая после ее ухода, вызвала неприятное ощущение в животе, как будто он не ел несколько дней. Царапины на груди саднили. Глеб надел футболку и лег к дочке. Ее тихое посапывание было маленьким островком, за который он уцепился, чтобы не потеряться в пустоте.

Утром отец отвез Лизу к бабушке Юле, и два месяца девочка не появлялась в их доме. Огорченная мать пыталась найти повод взять ее, но Юлия Оттовна отказывала.

А как-то в субботу Глеб, видя из коридора, как округляются глаза матери при разговоре с ней, взял трубку параллельного телефона и замер.
- Оля, я не знаю, она мне ничего не говорит, но все признаки налицо: ее тошнит по утрам, от нее кожа, да кости остались.
- Вот оно что, - разочарованно проговорила мать, - до свидания, Юля.
Расстроенная женщина передала разговор отцу, который не стал смотреть новости по телевизору.

Понимая, что чем дольше он будет тянуть, тем меньше у него шансов на положительный исход, Глеб поднял родителей в воскресенье чуть свет и сказал, что хочет жениться на Илоне. Огорошенная мать попыталась было отговорить, сказав, что она беременна...
- От меня, - буркнул Глеб, - да скоро вы, что ли соберетесь!

Елена Жалеева, 2015

Сертификат Поэзия.ру: серия 1547 № 114203 от 12.09.2015

0 | 0 | 1353 | 17.11.2024. 16:51:28

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []