Не все ли равно, в Риме ль, в Греции,
В Касталии или в Гель-Гью
Тихонько казнят Боэция,
А я хожу и пою.

Заслушался чьим-то меццо я -
Не ведом юнцу угомон.
А рядом казнили Боэция
За то, что речист и умен.

Страстью земною, пошлою
Звенит, надмеваясь, кимвал…
Его же казнили за то, что он
Ангелам подпевал

И в нетях тюрьмы, полусогнутый,
Вообразив амвон,
Весь мир утешал философией –
За это казнили его.

Казнили последнего римлянина,
Юпитер был глух к тому.
И зло хохотали эринии
Про тысячелетнюю тьму.

Как будто наружу тронулась
запретная муть всех времен!
Спросить бы об этом у Хроноса,
Но поздно - он тоже казнен...

Прозрел я. Стыдом отогреться ли?
Не видел, не ведал, был юн…
Убийц памятуя Боэция,
Их песен уже не пою.